Позволил Кукольнику завладеть странным, ярким в своем безумии умом молодого парня. Того и подталкивать не надо было.
Маки опустился на колени и взял голову Миши в руки. Кристалис и Даунз даже не пошевелились.
– Миша, – проникновенно сказал он.
Женщина открыла глаза, и, увидев в них боль, он вздохнул.
– Такая чудесная маленькая мученица, – сказал он. – Она не заговорила, что бы я ни делал, сами понимаете, – с восхищением сказал он остальным. Его глаза сверкали. Руки блуждали по вспоротому телу.
– Она могла бы стать святой. Такое молчаливое страдание. Такое потрясающее благородство.
Он улыбнулся Мише почти что нежно.
– Сначала я взял ее, как мальчика, пока совсем не порезал. Хочешь что-то сказать, Миша?
Ее голова медленно упала набок.
Маки удовлетворенно улыбнулся, тяжело и быстро дыша.
– Ты, на самом деле, не ненавидела джокеров, – сказал он, глядя на ее лицо. – Не может такого быть, иначе бы ты заговорила.
В его голосе послышался странный оттенок печали.
– Шахид, – послышался шепот опухших окровавленных губ. Маки наклонился, чтобы лучше слышать.
– По-арабски, – сказал он остальным. – Я не знаю арабского.
Его руки зажужжали, а потом и завизжали. Он провел пальцами по ее грудям, будто гладя, и хлынула кровь. Миша хрипло вскрикнула. Даунз согнулся, и его стошнило. Кристалис стоически держалась, пока Маки не сунул руку в живот Мише и на ковер не вывалились влажными кольцами ее внутренности.
Закончив, он встал и стряхнул с себя кровавые ошметки.
– Сенатор сказал, что вы знаете, как тут прибраться, – сказал он. – Сказал, что вы знаете все, обо всех.
Маки усмехнулся визгливым безумным смешком. Принялся насвистывать мотив из «Трехгрошовой оперы» Брехта и, небрежно махнув рукой, ушел прочь, сквозь стену.
Четверг, 19.35
Сара стояла на углу Южной, напротив больницы Джокертауна. С Канады пришел холодный атмосферный фронт, и из низких туч на тротуар падали редкие крупные капли.
Сара снова поглядела на часы. Миша опаздывала уже больше чем на час. «Я там буду. Обещаю тебе, Сара. Если меня там не будет, значит, он остановил меня».
Сара тихо выругалась, не понимая, что и думать. Что чувствовать.
«Тогда тебе решать, что делать дальше».
– Чем могу помочь, мисс Моргенштерн?
От низкого голоса Тахиона она вздрогнула. Инопланетянин с алыми волосами смотрел на нее с искренней озабоченностью, которую она сочла бы смешной в иной ситуации. На последней пирушке он не раз и не два дал понять, что считает ее привлекательной. Она рассмеялась, но с ужасом поняла, что смех ее истерический.
– Нет. Нет, доктор, я в порядке. Я… я кое-кого жду. Мы должны были здесь встретиться…
Тахион сдержанно кивнул, но его странные глаза все так же смотрели на нее.
– Вы, похоже, нервничаете. Я некоторое время следил за вами, из больницы. Подумал, что, возможно, могу вам чем-то помочь. Вы уверены, что я ничем не могу помочь вам?
– Да, – ответила она. Слишком резко. И слишком громко. Сара с трудом улыбнулась, пытаясь смягчить это. – На самом деле, спасибо, что спросили. Я уже собиралась уходить, в любом случае. Похоже, что она уже не придет.
Он кивнул и внимательно поглядел на нее. И пожал плечами.
– А-а-а. Ну, что ж, рад был вас снова увидеть. Нам не обязательно было становиться чужими друг другу, Сара, по окончании турне. Может, как-нибудь поужинаем?
– Благодарю вас, но…
Сара нервно прикусила губу. Ей просто хотелось, чтобы Тахион ушел. Ей нужно подумать, надо уйти отсюда.
– Может, когда я в следующий раз буду в городе?
– Я вам напомню, – ответил Тахион, наклонив голову с достоинством лорда викторианской эпохи. Странно поглядел на нее и развернулся.
Сара смотрела, как Тахион переходит через улицу, обратно к больнице. Начал моросить дождик. Спускались сумерки, и фонари замигали, разгораясь. Она снова оглядела улицу, в обе стороны. Джокер с уродливо искривленными ногами и панцирем, как у черепахи, заковылял, уходя с тротуара под козырек у здания. Дождь начал наполнять водой засыпанные мусором выбоины.
«Мы сестры в этом».
Сара сошла с тротуара и махнула рукой, подзывая машину такси, стоявшую поодаль. Водитель-натурал внимательно поглядел на нее в зеркало заднего вида. Его взгляд был груб и откровенен. Сара отвернулась.
– Куда ехать? – спросил водитель с сильным славянским акцентом.
– В город, – ответила она. – Куда-нибудь отсюда.
«То, что он сделал со мной, он сделает и с тобой. Неужели ты не замечала, как меняются твои к нему чувства, когда он рядом, неужели это тебя не удивляло?»
Андреа. Мне жаль. Как мне жаль.
Сара села на заднее сиденье и стала глядеть, как дождь покрывает пятнами воды небоскребы Манхэттена.
На экране компьютера светилась карта Манхэттена, от Восемьдесят Седьмой до Пятьдесят Седьмой улиц. Тахион поставил на ней метку. Потом переключился на другой участок, тоже в тридцать кварталов размером. Поглядел на две красные точки. Хорошо бы иметь действительно большой экран, чтобы можно было вывести карту всего Манхэттена. И решил, что, несмотря на растущие проблемы, в клинике ему надо провести несколько часов у «Малышки». Ее органы и оборудование намного лучше любых, существующих на Земле, и она сможет дать ему полную картину загадочных случаев с новыми заболеваниями Дикой Картой.
Виктория Куин, заведующая отделением хирургии, вошла без стука.
– Тахион, так больше нельзя. Ходить в патрули с джокерами, работать с пациентами, заниматься исследованиями и при этом еще носиться со своим внуком, пытаясь стать ему лучшим в мире отцом.
Тахион надавил пальцами на слипающиеся глаза, а потом постучал костяшками пальцев по экрану монитора.
– Ответ где-то тут. Я просто должен его найти. Восемнадцать случаев новых заболеваний Дикой Картой за четыре дня. Необъяснимо, такого не может быть. Я надеялся, что все окажется просто. Скопление спор, которое до сих пор оставалось нетронутым. Но случаи распределены по городу, значит, дело не в этом. Я сделал запрос в Национальную метеорологическую службу, они скоро пришлют данные о направлении и силе ветра за последние две недели. Может, это решит проблему. Какая-то аномалия, климатическая или сейсмическая, из-за которой произошел выброс.
– Бессмысленно и безнадежно. Трата времени, которого у тебя и так не хватает.
– БУДЬ ОНО ПРОКЛЯТО!
Тахион оперся на стол, чтобы встать с кресла.