Не легче оказалось и возвращение: мальчик просто не понял слов отца при встрече – и потому, что забыл язык, и потому, что разволновался. Франциск обиделся на сыновей, хотя обижаться бы должны они… Старший постарался выправиться, а вот у младшего так и остались проблемы и с общением, и с поведением на людях. Это не слишком беспокоило короля, ему достаточно было дофина Франциска, младший Генрих герцог Орлеанский, «запасной» для французской короны, особым вниманием великолепного короля Франциска избалован не был.
Но пришло время и второму сыну выходить из тени, и теперь его понадобилось перевоспитывать. Вот для этого и привлек прекрасную Диану король Франциск. Он схитрил, на поручении этой хитрой миссии даме настояли две другие женщины – сестра короля Маргарита Наваррская, жившая после смерти супруга вместе со своей дочерью при дворе, и его фаворитка Анна д’Этамп. Выбрать именно Диану королю посоветовал всезнающий Антуан!
Конечно, фаворитка ни в малейшей степени не подозревала, кому именно поручит столь странное для блестящей дамы занятие король, но тот сумел убедить строптивую Анну, что как раз опека над Генрихом свяжет Диану по рукам и ногам, а потому, даже оставшись при дворе, сенешальша ни для кого не будет опасна. Фаворитка согласилась, ей даже не терпелось узнать, как ко всему отнеслась сама Диана. Анна подслушивала разговор короля с будущей наставницей его сына под дверью, но ничего не смогла разобрать.
– Ваше Величество, я надеюсь, вдова не была слишком строптивой? Она примчалась столь разряженной и надушенной… явно ожидала кое-чего другого. Обморока не было?
Франциск мысленно обругал любовницу стервой, но улыбнулся:
– Мадам, мне кажется, вы прекрасно осведомлены, что обморока не было. Мадам де Брезе весьма разумна и предпочтет заниматься Генрихом при дворе, нежели цветочками в своем имении Анэ.
Фаворитке весьма понравился итог разговора, Диане показано ее место – гувернантки герцога. Этого мрачного малого, столь непохожего на отца, Анна д’Этамп откровенно недолюбливала, и понимание, что сопернице придется возиться с хмурым, нелюдимым молодым человеком, грело ей душу.
Однако все получилось несколько иначе: во-первых, Диане стало жаль юного герцога, лучшие детские годы которого прошли в заключении без материнской ласки и отцовской заботы, во-вторых, сам Генрих влюбился в наставницу! Скорее всего, это произошло не столько из-за красоты Дианы, все же та была уже тридцатитрехлетней женщиной, а просто потому, что она была первой, кто обратил на нелюдимого юношу внимание. Умница Диана сумела сделать это так, чтобы сам герцог не догадался, что все происходит по поручению его отца. Между взрослой женщиной, у которой дочь была старше ее воспитанника, и сыном короля установилось доверие, которое привело со стороны Генриха к обожанию. Теперь для него кроме Дианы де Пуатье других женщин просто не существовало!
Это был худший подарок, который мог сделать сыну отец перед женитьбой. Лучше бы Генрих до свадьбы оставался замкнутым и нелюдимым, по крайней мере, его семейная жизнь могла сложиться гораздо счастливей. К тому же не была бы испорчена и другая – его будущей супруги, герцогини Флорентийской Екатерины Медичи.
Генриху было все равно, на ком жениться, и все же, когда он услышал о предполагаемой невесте, едва не впал в отчаянье. Отец не нашел для второго сына никого лучше купеческой наследницы! Никого не волновало, что древностью рода Медичи могли поспорить с Валуа, одно то, что предки невесты были банкирами и своим трудом добывали средства к существованию, причем немалые, сводило на нет всю родословную. Король откровенно недолюбливал своего второго сына, а потому легко пошел на соглашение с папой Климентом о женитьбе Генриха на племяннице папы римского. Генриху не править, он второй сын, а потому его супругой может быть и флорентийка с купеческими корнями.
Бедный подросток откровенно страдал, ему казалось, что придворные перешептываются, кивая друг дружке, мол, смотри, принца женят на купчихе! И было наплевать на большое, если не сказать огромное, приданое, которое приносила невеста основательно потрепанной войной Франции. Плевать на отзывы о ней как о разумной, прекрасно воспитанной и образованной девушке. Король словно не замечал отчаянья сына, напротив, старался, чтобы встреча папы Климента с его племянницей и придворным штатом была организована как можно помпезней.
Но чем больше старался отец, тем тоскливее становилось сыну. Генрих начинал ненавидеть будущую жену, еще не увидев ее воочию. Ну почему, почему он должен соединять свою судьбу с какой-то итальянкой, если на свете есть Диана де Пуатье?! Генрих не был глуп и прекрасно понимал, что король никогда не позволит ему жениться на вдове, которая годилась ему в матери. Но никакая другая для принца не существовала.
И вот теперь эта флорентийка прибыла в Марсель. Вернее, прибыл, прежде всего, папа Климент с огромной, не меньше королевской, свитой. Двор папы Климента не уступал по пышности королевскому, многочисленные кардиналы также имели собственные свиты, потому большущей флотилии едва хватило, чтобы разместить все сопровождение.
Увидев такое количество разодетых итальянцев, коннетабль Анн де Монморанси, организовывавший прием по поручению короля, схватился за сердце, ведь всех предстояло разместить, накормить и ублажить. «Надеюсь, хоть ненадолго…» – вздохнул бедолага. Он сильно ошибся, потому что папа Климент не упустил возможность показать себя во всей красе перед французами и задержался на целых три недели!
Первым вошел в гавань Марселя корабль «Герцогиня», на которой везли Святое причастие. Вторым «Капитанесса» с самим папой на борту. Екатерина, ради замужества которой и была затеяна вся эта суматоха, затерялась среди придворных. Но пока от нее большего не требовалось, Его Святейшеству и Его Величеству еще предстояло кое о чем договориться тайно, без лишних ушей, и судьба юной герцогини напрямую зависела от результатов этих переговоров, потому привлекать к ней особое внимание сейчас, когда они еще не прошли, было просто неразумно. На случай, если договориться не удастся, у папы Климента по поводу Екатерины имелись запасные варианты. Но он надеялся, что удастся, девушка уже подписала отказ от наследственных прав на то, что принадлежало Медичи, в пользу своего кузена Алессандро, незаконного сына самого папы, и Клименту, конечно, не хотелось отнимать у «мальчика» эти богатства обратно.
Екатерине такое положение было на руку, она пока приглядывалась к французскому двору, где ей, возможно, предстояло жить. За время, прошедшее с демонстрации ее приданого, девочка окончательно повзрослела, закончилось детство, и наступила юность. Она оказалась для Екатерины такой мимолетной, всего пару месяцев, потому что, выйдя замуж, герцогиня становилась не просто дамой, а снохой самого французского короля Франциска.
Умница Мария Сальвиати в первый же день разыскала среди придворных свою соотечественницу Жанну де Виньон и попросила как можно подробней рассказать обо всех, кто крутится вокруг короля и его сына. О… чего они только не наслушались за те несколько дней, пока готовились свадебные торжества! Двор короля Франциска не был ни в малейшей степени похож на двор папы Климента, если не считать, конечно, роскоши. Франциск звался королем-рыцарем и вел себя соответственно. При его дворе большую роль стали играть дамы, чего, конечно, не было у папы.