— Не Рокси, а Роксалана, — хмуро поправил Пустынник. — Где твоя квартира?
— Налево на следующем светофоре, — недовольно откинулась на спинку кресла девица. — Там еще пара кварталов, и на месте.
* * *
Работала Роксалана в однокомнатной квартире, размещавшейся на третьем этаже кирпичного девятиэтажного дома. Большую часть комнаты занимала огромная кровать, размером с автогараж средних размеров, скромно прикрытая белым байковым одеялом. Окна закрывала плотная тяжелая штора, люстру заменяли четыре бра, развешанные над постелью, и торшер в противоположном углу.
— Наверно, ты устал, парниша. — Едва прикрыв за собой дверь и торопливо скинув туфли, девица упала на постель, вытянула вперед руки, немного поизвивалась, перевернулась на живот, приподняла туго обтянутую джинсовой тканью попочку, завиляла ею.
— Кухня у тебя тут есть? — опустил сумку на пол Пустынник.
— Что?! — извернувшись, оглянулась на него девица.
— Кухня. Плита, сковородка, спички, — уточнил маг.
— А зачем?
— Вот, — он достал из сумки полиэтиленовый пакет с эскалопами. — Пожарь это. Лучше с красным вином.
— Я тебе что, кухарка?
— Роксалана, — удивленно приподнял брови последний из рода Тахо, — кто здесь платит деньги? Я взял тебя на всю ночь, чтобы ты исполняла мои причуды. Так что иди и работай.
— Блин, совсем народ охренел, — слезла с постели девица. — Скоро пол мыть заставят.
Она ушла из комнаты, и вскоре Пустынник услышал характерный треск падающего на раскаленное железо мяса. Маг посмотрел на часы, отошел к окну, отодвинул занавеску, взглянул на небо. Потом вернулся к постели, бухнулся на нее и вытянулся во весь рост.
Прошло около получаса, прежде чем в комнату с глубокой тарелкой в руках вошла хозяйка:
— Вот, пожарила. Теперь что?
— Теперь ешь.
— Как «ешь»?
— Ешь-ешь, — кивнул Пустынник. — Меня это возбуждает.
— Может, мне тогда раздеться?
— Успеется, — махнул рукой маг. — Пока просто ешь.
Роксалана недоуменно покачала головой, но вслух ничего не сказала — уселась на стул возле торшера и принялась жевать. Ела она руками. Видимо, считала, что так эротичнее. Когда мясо кончилось и девица облегченно поставила пустую тарелку на пол, Пустынник снова сверился с часами:
— Теперь давай подождем двадцать минут.
— Слыхала я про проблемы с эрекцией, — не удержалась от саркастического замечания Роксалана, — но чтобы до такой степени!
Пустынник скривился, вытащил из нагрудного кармана еще сто долларов и протянул ей:
— На, чтобы вдохновение не иссякло.
— Сотню «дохлых президентов» за целую тарелку горелой свинины?
— Это уж как сама приготовила, — расплылся в улыбке маг. — А ты думала, я тебе доверю для себя стряпать?
— Надеюсь, ты хотя бы возбудился?
— Еще как! — Пустынник сверился с часами. — Раздевайся.
— Сейчас, музыку включу.
— Не надо, — покачал головой маг. — Просто разденься.
Роксалана встала и, покачиваясь и водя бедрами, начала неторопливо раздеваться. Однако даже эти ее старания угодить клиенту пропали даром: Пустынник отвернулся, порылся в своей сумке, достал коробку со школьными мелками, открыл.
— О, — встрепенулась Роксалана, — будем играть в учительницу и ученика?
— Будем, — кивнул Пустынник, кладя рядом с мелом отвертку. — С тобой было приятно поиграть…
Он выпрямился, стиснул ей грудь, потом сунул ладонь между ног. Девица с преувеличенной страстью застонала, закрыла глаза, закинула голову. Маг погладил ей живот, отмерил две фаланги от пупка вправо, подхватил с пола отвертку и нанес резкий короткий удар.
Роксалана только охнула, складываясь пополам, но сильная рука перехватила ее за горло, в то время как вторая вывернула за спину локоть. Хватка была жесткой и умелой — девушку выгнули до боли в пояснице, наклонили вперед и держали в этой неудобной позе, пока вязкая струйка из раны падала на мел, постепенно заполняя коробку. А потом грубо отпихнули в сторону.
— Ах ты, урод, — выдохнула она, обретя способность говорить. — Ах ты, тварь. Ах ты, сволочь.
Роксалана прижала руку к ране, отняла, с ужасом посмотрела на окровавленную ладонь.
— Ублюдок! Ну, я сейчас… — Она кинулась в прихожую, но Пустынник, склонившийся над мелками, резко ткнул в ее сторону указательным пальцем, и девица споткнулась, ударилась в косяк, отлетела на постель. На левом боку, чуть ниже ребер, начал багроветь обширный ожог.
Маг подошел к ней, наклонился, почти коснувшись ее губ губами, но в последний момент остановился:
— А нужна ли мне эта никчемная душа? Чего в ней может быть интересного? Пожалуй, главное — чтобы она другим не досталась.
Пустынник выпрямился, огляделся по сторонам. Потом сходил на кухню, вернулся с полиэтиленовым пакетом из-под мяса, надел Роксалане на голову и стянул вокруг шеи.
Девица неожиданно очнулась, заметалась — но маг обнял ее крепко, как пылкий любовник, прижал к себе, не давая сорвать пакет, и уже спустя пару минут хозяйка квартиры обмякла.
Пустынник побаюкал ее еще немного, потом осторожно положил у стены, развернулся и рывком поднял постель, поставив ее набок, ногой разметал в стороны пыль, опустился на колени.
— Мел, пропитанный желчью, вытекшей на нечистое животное, — негромко пробормотал он, очерчивая на полу желтоватый круг.
За кругом он начертал пентаграмму, вписав в каждый из ее углов по древнему иероглифу, истинный смысл которых уже давно затерялся в веках, в центр пентаграммы поставил стакан с водой, насыпал вокруг могильную землю. Затем прошел по комнате — снял со стены зеркало, вынес на кухню. Обшарил карманы мертвой проститутки, обнаружил крохотное зеркальце и тоже выкинул из комнаты. Сорвал с нее серьги, цепочку, дешевые кольца — тоже выкинул прочь. Разделся сам, оставив всю одежду за порогом.
Магические книги утверждают, что ожившие мертвецы не выносят зеркал и железа, но Пустынник за пять веков успел набраться опыта и знал: покойники непредсказуемы. Их может привести в ярость любой предмет и всякая живая плоть. Поэтому, совершая обряд, лучше не иметь на себе вообще ничего. И крайне желательно — не быть смертным.
Он приоткрыл занавеску, выглянул наружу. Там по-прежнему моросил дождь, небо плотно закрывали тучи. Однако маг чувствовал — пора. Ночь проложила границу между днями и открывает врата новой дате. Восемнадцатое сентября. Если могильный камень не врет — то это дата рождения некоего Геннадия Кимова. День, когда линии его судьбы сходились в одну точку, когда глаза его впервые увидели свет — а потому в этот день он должен легче всего откликаться на зов.