Это было огромнейшее удовольствие. Ничто не имело пределов — отчасти из-за спокойной открытости Адама, отчасти оттого, что наша дружба была относительно недавней, не возникало опасности сказать что-то грязное, что могло бы навсегда ее разрушить — и мы могли говорить обо всем: о фантазиях, ограничениях и поощрениях. Для меня это был новый уровень общения, и он был действительно прекрасным и раскрепощающим. Часто он был и просветительским, например, когда стало очевидным, что мы оба достаточно непредвзяты в своем отношении к D/S.
Адам:
Я нахожу весь этот вздор с именованием «Мастер» или «Господин», по сути, немного стесняющим. Ты не обязана награждать меня специальными титулами, чтобы выразить уважение в подобной обстановке.
Я не успела даже начать печатать ответ, как пришло следующее сообщение.
Адам:
Я люблю D/S и его динамику, но не отношусь к тому типу мужчин, которые желают жить таким образом все время. Я знаю некоторых людей, которые одержимы идеей полного послушания и подчинения сабмиссива, но, честное слово, мне кажется это слишком скучным. Для меня «покорный» не означает «пассивный». Должна быть какая-то изюминка. Частично это касается противостояния: как я могу заставить тебя сделать то, что мне хочется? Чем и как ты ответишь? Но большей частью еще и потому, что хочу получать удовольствие от бесед с партнером — спорить о политике, о разных делах (любых, кроме секса), которыми мы оба увлечены. Суть в том, где и от чего получать удовольствие, в какой ситуации.
Мотивации Адама были очень созвучны моим собственным, и его идеи по поводу желаемого им образа сабы полностью мне подходили.
Эти сообщения вызвали у меня улыбку и облегчение — мотивации Адама были очень созвучны моим собственным, и его идеи по поводу желаемого им образа сабы полностью мне подходили. Он мне нравился, но я не собиралась быть «с постоянно опущенными глазами, именуя себя в третьем лице» — тем видом сабмиссива, который так любят некоторые доминанты. Адама это тоже не интересовало. Уф! Я всегда была совершенно уверена, что у него не возникают комплексы, когда с ним не соглашаются или высмеивают, но всегда лучше быть уверенным на сто процентов.
София:
По иронии судьбы я наслаждаюсь противостоянием сабмиссива. Я не могу понять, что это значит: мы действительно совместимы или нет.
Адам:
А не может быть и то и другое? Это, несомненно, будет интереснейший эксперимент.
Мы обсуждали мои ограничения наравне с его — еще одно утешение; я никогда не была с доминантом, который так много говорил бы о своих ограничениях — обычно это не имеет особого значения. Адам спрашивал, не возражаю ли я против игр с удушением и пощечин. У меня был ограниченный опыт по первому пункту, а вторым я была заинтригована, но объяснила, что хотя мне любопытны оба, и они кажутся мне возбуждающими, теоретически это вещи, которые я опасаюсь попробовать в первый раз.
Адам:
Не беспокойся. Мы не будем злоупотреблять новым. Если мы и займемся этим, то будем делать медленно и постепенно.
Я успокоилась.
Мы переписывались так каждую ночь в течение нескольких недель, доводя друг друга до легкого сумасшествия от страсти, хотя не все разговоры были о сексе — иногда наши мысли мгновенно меняли направление, например, когда мы смотрели одну и ту же телепередачу, каждый в своей квартире. Однажды Адам сказал, что на следующий вечер у него запланирована большая вечеринка с друзьями, и он не сможет быть на связи.
Я признаю, мысль, что я не поговорю с ним, показалась необычной, но я пожелала ему хорошо провести время и сказала, что смогу побеседовать с ним через день. Невозможность поговорить с ним странно повлияла на меня, я была не в духе. Моего решения оставить Адама в покое и не писать ему ни сообщений, ни на почту придерживаться было трудно. Вряд ли даже забавный комикс, который я сию минуту читала, смог бы удержать меня до утра.
Около 7.30 вечера мой телефон тренькнул, и я решила, что выдержать такое трудно не только мне. Это был текст от Адама:
Привет, красавица. Как
поживаешь? Хорошо ли ты
добралась домой
со своего совещания? Х
Я практически поздравила себя, удостоверившись, что он обо мне думал. Ненормальная? Да. Но я и была такой.
Все в порядке. Добралась
недавно. Прямо сейчас
смотрю телевизор и ужинаю. Х
Признаю, это не самое захватывающее из посланий, но это была правда. К тому же я не пыталась вовлечь его в длительную беседу, поскольку он был не дома, а с друзьями.
В течение следующего часа он прислал еще несколько SMS. Его сообщения становились более частыми.
Я знаю, ты можешь подумать,
что это говорит хмель, но мне
не хватает нашего сегодняшнего
разговора. Разврат и прочее. Х
Втайне опасаясь, что, возможно, дело все же в алкоголе, я ответила; но если и была хоть какая-то мудрость, которую я постигла в университетские годы, так это не спорить с пьяным, пока он не протрезвеет. Поэтому я сообщила ему, что чувствую то же самое, но что он должен сосредоточиться на общении с друзьями. Он ответил быстро, отметив, что у них большая компания, там много всяких разговоров, поэтому то, что он делает, не выглядит слишком невежливо. Я не была в этом убеждена, но я вообще отношусь к тому типу людей, которые звереют в то время, когда кто-то достает в ресторане телефон, если только он не врач «Скорой помощи», великий вождь свободного мира или кто-нибудь в этом роде. В то же время я была польщена, что он все еще хочет поговорить со мной. А он действительно хотел. Грамматика Адама становилась все хуже по мере того, как он пьянел, речь — непристойнее, к концу это уже определенно был, говоря печатным языком, секстинг [2] .
Было горячо и, как ни странно, еще горячее от того, что он сидел с компанией в пабе, в то время как я удобно расположилась дома на диване и могла делать что угодно в соответствии с любыми похотливыми желаниями. Он только прислал мне сообщение, в деталях описывающее, как он сжимает мои соски, и я тут же испытала прилив вдохновения, как использовать преимущество своих условий. Я воспользовалась камерой телефона, чтобы сфотографировать грудь, показывая, как мои соски затвердели.
Я воспользовалась камерой телефона, чтобы сфотографировать грудь, показывая, как мои соски затвердели.