— Не нам, сколотам, внукам Свароговым, боли бояться, — повел плечами Волхов. — Мажь.
— Аном, паноха уми, валайя никошь нами… — заунывно запел жрец, ровным кругом по часовой стрелке нанося мазь на живот вокруг пупка, потом прочерчивая линии от этого круга к бедрам. — Еие, Номахти Аментет ликура Амамат хнари ват Кох!
Изекиль быстрыми движениями соединил мазью колени и ступни княжича, отскочил назад и жестом подозвал замерзшего отрока, что терпеливо ожидал конца чародейства, съежившись возле котомки. Мальчик поднялся, подошел. Жрец с неожиданной в тщедушном теле силой рванул его к себе, перехватил крепко голову чуть выше подбородка — так, что острый локоть смотрел точно в затылок княжеского сына, резанул обсидиановым лезвием горло, яростно провопив:
— Амамат хнари каш-каш!!!
Волхов ощутил волну ломающей боли, что покатилась по спине — словно позвонки, расширяясь, начали выскакивать со своих мест. По животу от середины в стороны обожгло огнем, ноги свело, скручивая вместе. От неожиданной муки он не смог даже застонать, а просто хрипло выдохнул остатки воздуха и рухнул вперед. Трава приятно охладила живот, шею, подбородок; в нос ударило тиной, запахом мокрых перьев, дохлой рыбы, гниющего прошлогоднего камыша. Не понимая, в чем дело, Волхов попытался повернуться к Черному волхву. Трава защекотала подбородок, вместо слов он пару раз приоткрыл и снова захлопнул рот с громким резким стуком. И удивился тому, что отлично видит волхва во весь рост, хотя ясно ощущает землю нижней челюстью. Да и вообще, все тело было придавлено непонятной тяжестью, словно его засыпали большой кучей песка.
— Ступай, — указал на озеро Черный волхв. — Ступай, поплавай. Но помни: до вечерней зари тебе надобно вернуться сюда. Не то утонешь.
Подобрав полы балахона, служитель неведомых богов сел, и глаза его оказались всего на локоть выше глаз княжича. Волхов попытался встать, но у него ничего не получилось. Разве только глаза поднялись на уровень глаз Черного волхва.
— Не мучайся, дитя мое, — посоветовал тот. — До заката твое место в озере. Плыви.
Волхов решил послушаться — тяжело развернулся к камышам, пополз на брюхе в прибрежную воду, качнулся телом — и с нежданной стремительностью в один миг пробил заросли, оказавшись на открытой воде. Снова дернул мышцами — и промчался еще полста саженей. Чародей был прав: здесь, в воде, он чувствовал себя непостижимо легко. Тело скользило возле самой поверхности, отзываясь на каждое движение поразительной скоростью. Княжич чуть наклонил голову, вильнул хвостом — и мгновенно оказался у самого дна, понесся вдоль него. В сторону метнулся серебристый окунь — Волхов извернулся, послал тело вперед, легко нагнал улепетывающую рыбешку, приоткрыл рот и тут же сомкнул челюсти на сочной прохладной плоти. Приподнял голову — и опять за крохотное мгновение пробил носом поверхность. Описал небольшой круг, оглядываясь. Оказывается, он умчался от берега уже не меньше, чем на поприще. Вода была теплой — настолько теплой, что тело ее совершенно не ощущало. Как не ощущало и дождика, что продолжал стучать по озеру. Княжич заметил впереди остров и заработал туловищем, направляясь к нему — наслаждаясь невиданной скоростью, мощью гибкого, послушного тела.
Остров приблизился так быстро, что осматривать его стало не интересно — Волхов повернул в открытое озеро. Он в мгновение разгонялся и так же внезапно расслаблялся, покачиваясь на волнах, поворачивал вправо и влево, мчался по поверхности и нырял в глубину, пробивая толщу воды, словно выпущенная из рогатого лука [21] стрела. Душа его пела от восторга — он бы и сам запел, да только длинная пасть издавала лишь хриплое уханье, словно придавленный сапогом филин.
Внезапно по телу царапнуло чем-то колючим и жестким. Это нечто с хрустом разошлось перед пастью, но цепко вцепилось в левую руку, а дотянуться до нее правой княжич в нынешнем обличье не мог. Он дернулся всем туловищем, попытался попятиться, но на это его тело тоже оказалось не способно. И тогда он с силой рванулся вперед. То, что вцепилось в руку, держалось крепко — княжич почувствовал, как следом тянется все препятствие, едва не надрезая кожу и не отрывая пальцы. Тогда он крутанулся вокруг своей оси — натяжение стало на миг еще сильнее, а потом резко отпустило. Волхов стал медленно подниматься наверх, к поверхности, чтобы немного перевести дух, но едва его глаза различили свет как…
— Батя, водяной! Чудище речное!
— Где? — отпустил сеть рыбак, повернулся к другому борту. — Ах, едрит твою… Острогой, острогой его, Пернаш! В глаз его, зеленого, бей!
Сам мужик схватил весло и принялся молотить чудище по голове.
Поначалу Волхов растерялся, поняв, что ему пытаются раскроить череп, а когда пришлось уворачиваться от нацеленного в глаз копья — бронзовый наконечник ощутимо ударил в шею, — волна злости затопила его сознание, заставив тело изогнуться со всей возможной силой.
Удар могучего хвоста подкинул лодку на две сажени вверх — вцепившиеся в борта рыбаки еле удержались внутри. Но не успели они упасть, как их снова швырнуло из воды — княжич извернулся, принял лодку в распахнутую пасть и сомкнул челюсти, превращая ее в щепы. Рыбаки, воя от ужаса, поплыли к далекому берегу. Волхов нырнул в глубину, там извернулся и заработал хвостом, устремляясь к похожему на неуклюжего лягушонка человеку, щелкнул пастью, вылетая из воды на всю свою десятисаженную длину и обрушиваясь обратно в воду.
— Ба-атя-я!!!
В горло потекла чуть солоноватая, обжигающая, как кипяток, ароматная кровь. Волхов пару раз жеванул добычу, проглотил и опять устремился в глубину, чтобы извернуться там снова… [22]
* * *
К вечеру все-таки распогодилось, и Волхов смог своими глазами увидеть, как скрывается за водной гладью ослепительный золотой диск. Едва последние его лучи перестали освещать небо — и тело опять скрутило судорогой. Он чувствовал, как пятки его почти касаются затылка, а руки выкручиваются из суставов — но теперь был уверен, что вреда ему это никакого не причинит. И действительно, вскоре боль отпустила. Княжич, тяжело дыша, сел, упираясь в землю ноющими пальцами, посмотрел на внушительный пролом в камышах. Недоверчиво хмыкнул:
— Неужели это я, волхв?
— Конечно, ты, дитя мое, — опустился на корточки рядом Изекиль.
— Но как это? Что это было?
— Это была сила, дитя мое. Истинная сила и истинная власть, которая даруется истинной богиней. Сила, которая способна изменить мир. Сила, которая может сделать его твоим, сын князя Словена. Подумай, дитя мое, что станется, коли корабли вражьи, напасть на земли твои вознамерившиеся, в водах не ладьи встретят, а тебя с сотоварищи, в зверей таких обратившихся? Да вы в полчаса лодки их пожрете, суда опрокинете, а воинов чужих хвостами побьете! Представь, что рать вражья не вас с копьями увидит, а стаю носорогов злобных, ни стрелы, ни копья не боящихся. Затопчете вы их с сотоварищи в миг и царапин опосля на себе не найдете.