Вместе со всеми в бою комиссар равелина Иван Кулинич. Азартен в бою Кулинич. Вот он стоит на виду у моря. Китель моряцкий в дыму, в ожогах. Лоб бинтами крест-накрест схвачен.
Сражается равелин. Волком вцепились в него фашисты. Снаряды, как молот, дробят округу.
Не сдается Константиновский равелин.
Бомбят равелин самолеты. Танки в стены чуть ли не лбами бьют.
Все меньше и меньше в живых героев. И все же стоят герои. Прикрывают отход своих. В эти дни корабли Черноморского флота вывозили из города раненых. Сдать равелин фашистам – значит отрезать нашим судам путь из бухты в открытое море. Удержались герои до нужного срока. Не подпустили фашистов к берегу. Ушли без потерь корабли из бухты.
Ушли корабли. Опустела бухта. Долг до конца исполнен. Прибыл теперь приказ, чтобы и сами герои покинули равелин. Простились матросы с крепостью. Все ушли. Лишь один остался – комиссар равелина Иван Кулинич. Взорвать равелин, уничтожить запас снарядов – с этой целью и задержался теперь Кулинич. Отправил минеров:
– Я – сам! Я – сам!
Вот он стоит на виду у неба. Китель моряцкий в дыму, в ожогах. Лоб бинтами крест-накрест схвачен.
Вновь атакуют фашисты крепость. Не отвечает фашистам крепость. Осмелели фашисты:
– Форвертс! Вперед!
Ворвались фашисты в крепость. Видят: стоит комиссар. Китель моряцкий в дыму, в ожогах…
– Комиссар?!
– Комиссар!
Устремились к нему фашисты. Рты исказились в победном крике. Несутся фашисты. Предпоследний, последний шаг.
– Получайте, – тихо сказал Кулинич. Повернул механизм подрывной машины.
И в ту же секунду поднял землю страшенный взрыв. Взлетели фашисты к небу.
Погиб комиссар Кулинич.
Мстили фашисты потом равелину, хотели сровнять с землей. Шипели мины. Рвались запалы. Но он стоял. Вскипало море. Гудели скалы. Но он стоял.
То кровь героев скрепила стены. То подвиг смелых жил в этих стенах.
Он и нынче стоит у моря – страницей славы, страницей боли – Константиновский равелин.
Наступили самые трудные дни Севастополя. Кончались боеприпасы. Кончались силы.
Командир бригады морских пехотинцев генерал-майор Евгений Иванович Жидилов и комиссар бригады Александр Митрофанович Ищенко направлялись к Хомутовой балке. Здесь сражалась одна из советских артиллерийских батарей.
Бегут под огнем советские командиры. Слышат, как отвечает фашистам советская батарея.
– Молодцы артиллеристы! – сказал генерал Жидилов.
– Орлы! – подтвердил комиссар Ищенко.
Вышли командиры к открытой площадке.
Смотрят – не видят пока саму батарею. Замаскировались артиллеристы. Зато видят командиры место, куда несутся наши снаряды. Точно ложатся взрывы. Ударяют в ряды фашистов.
– Молодцы! – не сдержался теперь комиссар Ищенко.
– Орлы! – поддержал комиссара комбриг Жидилов.
Еще минута, вторая. Кустами, овражком, снова открытым местом пробежали командир и комиссар. Вот тут совсем рядом Хомутовая балка, рядом совсем батарея.
Вышли командиры к ее позициям. Вот они, наши пушки, наши орлы-артиллеристы!
Смотрят командир и комиссар: из четырех пушек на батарее уцелела одна-единственная. И у этой одной-единственной находится один-единственный артиллерист-матрос.
Лицо у матроса суровое. Ворот флотской рубахи порван. Бескозырка чудом держится на затылке.
За снарядом посылает снаряд матрос. Словно прирос к орудию. Даже, кажется, не замечает, что явились сюда командиры.
Шагнул генерал Жидилов к артиллеристу:
– Где остальные?
– Здесь, – ответил матрос.
Посмотрел командир, посмотрел комиссар – нигде никого не видно. Неужели отступили, отошли без приказа?
– Где остальные? – повысил голос, почти закричал генерал Жидилов.
– Все здесь, – повторил артиллерист. – Никто не ушел…
Комиссар Ищенко тронул генерала за руку, показал на стоящие рядом разбитые пушки.
Посмотрел генерал и только теперь обратил внимание на то, что рядом с пушками, у их колес, лежали люди. Это были матросы, боевые товарищи артиллериста. Все они погибли.
– Никто не ушел. Все здесь, – тихо повторил артиллерист. И снова припал к орудию.
Тогда в разгар боя ни генерал Жидилов, ни комиссар Ищенко не успели узнать фамилию отважного артиллериста. Фашисты рвались на позиции советской батареи. Генерал Жидилов и комиссар Ищенко сами вступили в бой.
Известна ныне фамилия героя. Им был черноморский матрос Коваленко Иван Захарович.
Все меньше, меньше защитников Севастополя. Неравные очень силы.
30 июня 1942 года. Прибыл приказ оставить войскам Севастополь.
Мыс Херсонес. Немногие метры свободной Крымской земли. Идет посадка на катера. Отсюда уходят в море последние защитники Севастополя.
Охраняет посадку сводный отряд моряков. Это прикрытие. Это заслон.
Самые стойкие здесь в заслоне. Это от них зависит судьба других – уйдут ли другие в море.
За ними, за теми, кто остался сейчас в заслоне, тоже должны прийти катера. Только потом. Должны, если, конечно, не опоздают. Должны, если, конечно, уцелеют сами, если их самих не потопят в пути фашисты. И это в заслоне знают.
Бьется с врагами заслон. А сзади идет посадка. И с каждой лишней минутой боя там, при посадке, сохраняются чьи-то жизни. Сохраняются чьи-то жизни.
Наступают фашисты. Стремятся прорвать заслон, выйти к морю, туда, где стоят катера.
Трудно матросам. Неравен бой.
Лишь винтовки в руках и гранаты. Но твердо стоят герои. Ведь сзади идет посадка.
Но вот подходят к концу патроны. Подходят к концу гранаты.
Кончились вовсе патроны. Кончились вовсе гранаты.
Остались одни штыки. Штыки и приклады.
Поднимаются в бой штыковой черноморцы. Мелькают то штык, то приклад, то штык. Бросок! Снова бросок! И опять бросок!
Новые силы ползут к Херсонесу.
А сзади идет посадка…
Все больше фашистов, все меньше наших. «Ура!» – снова в атаку идут черноморцы. И снова штыки. И опять приклады. А там, где приклад разбит, руки хватают ножи для боя, хватают матросы камни.
Несколько дней не утихали бои у моря. Самолеты и танки бросали сюда фашисты. Орудийным огнем сокрушали берег. Держались герои. И все же уж очень неравными были силы. Когда отошли от Херсонеса последние транспорты, пришла команда сдать оборону и разойтись солдатам. Остатки храбрых прорвались в горы. Там среди крымских партизан они начали новую жизнь героев.