Старый управляющий отступил назад.
— Да это доспехи центуриона! Ты многого добился.
— Центурия Бронзовый Кулак, — пояснил Брут. — Никогда не проигрывает сражений, хотя пару раз, когда я отдавал приказы, такая опасность возникала.
— Не верю. Клянусь головой Юпитера, я горжусь тобой. Ты надолго или проездом?
— Сейчас я свободен. Хочу заняться кое-какими делами в городе, а потом найти новый легион.
Только сейчас Тубрук заметил, что одежда Марка пропитана пылью, а сам он явно давно не мылся.
— Далеко побывал?
— Прошел полмира. Рений не хотел тратиться на коней, только к концу странствий подвернулись две лошадки.
Тубрук взял топор и положил на плечо.
— Так он с тобой? Я думал, Рений не захочет снова жить в городе после того, как его дом сожгли мятежники.
Брут пожал плечами.
— Он собирается продать свой участок земли и снять жилье.
Вспоминая минувшее, Тубрук задумчиво улыбался.
— Нынешний Рим слишком спокоен для него. Вряд ли город ему понравится. — Он положил руку на плечо Брута. — Идем со мной. В твоей старой комнате ничего не изменилось… Над тобой придется хорошенько поработать губкой и скребком, чтобы смыть грязь дорог.
— Юлий вернулся? — спросил Брут.
Тубрук сгорбился, словно топор вдруг стал невероятно тяжелым.
— Пираты захватили его галеру, и нам пришлось собирать выкуп. Сейчас ждем известий…
Брут резко остановился.
— О боги, я не знал!.. Он ранен?
— Нам ничего не известно. Я получил только распоряжение собрать и отправить золото. Заплатил охранникам, они отвезли выкуп на берег и погрузили на торговое судно. Пятьдесят талантов.
— Понятия не имел, что в семье есть такие деньги, — негромко заметил Брут.
— Теперь уже нет. Пришлось продать все мастерские, недвижимость в городе и часть земель поместья. В нашем распоряжении только выручка за урожай. С голоду мы не умрем, но на несколько лет придется затянуть пояса.
— Значит, ему пришлось хлебнуть горя. Хватит на всю оставшуюся жизнь…
— Он не станет унывать. Вы с Юлием очень похожи. Если жизнь не кончилась, деньги всегда можно заработать. Ты знаешь, что Сулла умер?
— Даже в Греции нас заставили ходить в черном. Это правда, что его отравили?
Нахмурившись, Тубрук отвел взгляд и ответил:
— Правда. У него было много врагов в сенате. Его советник Антонид до сих пор ищет убийцу. Уверен, он не прекратит поисков, пока жив.
Отвечая на вопрос Брута, Тубрук думал о Ферке и вспоминал те ужасные дни, когда узнал об аресте друга. Никогда он еще не жил в таком страхе: постоянно ждал, когда придут солдаты и повезут его на суд и расправу. Они не пришли, а Антонид продолжал расследование. Семью Ферка Тубрук искать не посмел — наверняка за ней следили ищейки Антонида, — но поклялся себе, что тем или иным способом выполнит свой долг сполна. Ферк оказался настоящим другом; более того, он страстно верил в Республику, верил так истово, что старый гладиатор даже удивился его реакции, когда впервые изложил торговцу план убийства Суллы. Ферка и уговаривать не пришлось…
— Тубрук?.. — окликнул Брут наставника.
— Прости. Вспомнил прошлое. Говорят, Республика возрождается и в Рим вернулась законность, но это не так. Сенаторы грызутся друг с другом, чтобы у Суллы не появился преемник. Недавно двоих из сената казнили за измену. Доказательств не было никаких, только выступления обвинителей. Они берут взятки, крадут и раздают черни бесплатный хлеб. Толпа набивает животы и, довольная, расходится. Странный город, Марк.
Брут взял его за руку.
— Не думал, что тебя это так волнует.
— Всегда волновало, но я верил правителям, пока был помоложе. Я считал, что такие люди, как Сулла и Марий, не могут причинить Республике вреда. Оказалось, могут. Они способны убить ее. Ты знаешь, что бесплатные раздачи хлеба разоряют крестьян? Они не имеют возможности сбыть урожай, продают свои участки, и эти земли вливаются в и без того огромные владения сенаторов. А крестьяне становятся городскими попрошайками и получают от сената бесплатный хлеб, который раньше выращивали сами…
— Со временем в сенат придут другие люди. Новое поколение, такие, как Юлий.
Лицо Тубрука просветлело, однако Брут был поражен тем, сколько горечи и печали звучало в его словах. Для своих воспитанников старый гладиатор всегда был неколебимым утесом. Марк с трудом подобрал нужные слова, чтобы утешить наставника.
— Мы построим Рим, которым ты сможешь гордиться.
Тубрук сжал его протянутую руку.
— Ах, молодость… Хотел бы я снова стать молодым, — сказал он, улыбаясь. — Идем домой. Пусть Аврелия увидит, какой ты теперь высокий и сильный.
— Тубрук, я… — Брут запнулся. — Я ненадолго. У меня достаточно денег, чтобы снять жилье в городе.
Гладиатор понимающе посмотрел на него.
— Это твой дом. И всегда будет твоим домом. Живи в нем столько, сколько захочешь.
Они молча шагали к поместью.
— Спасибо. Я знал, ты не одобришь, если я сразу пойду своей дорогой. Но я могу, веришь?
— Верю, Марк, — ответил Тубрук, усмехнувшись, и громким голосом велел отпирать ворота.
Молодой человек почувствовал, как гора сваливается с плеч.
— Теперь меня зовут Брут.
Тубрук протянул руку, и молодой человек сжал ее в традиционном приветствии легионеров.
— Добро пожаловать домой, Брут.
Распорядившись готовить баню, Тубрук провел Брута на кухню, усадил в кресло и принялся резать мясо и хлеб. После тяжелой работы он тоже проголодался. Потом они с аппетитом ели, долго разговаривали и смеялись — непринужденно и искренне, как старые друзья.
Юлий смотрел на шестерых новобранцев. Африканское солнце жгло кожу; оно раскалило доспехи до такой степени, что, прикасаясь к открытым участкам тела, металл причинял невыносимую боль.
Лицо Цезаря оставалось непроницаемым, а душу терзали сомнения. Рекруты выглядели сильными и выносливыми, но ни один не имел воинской подготовки. Для осуществления замысла молодому тессерарию требовалось не менее пятидесяти воинов. Он уже верил, что сумеет набрать такое количество людей. Беда была в том, что новобранцы не умеют подчиняться приказам и не знают, что такое армейская дисциплина. Необходимо вбить им в головы тот простой факт, что без дисциплины они погибнут.
Физически парни были развиты прекрасно, но только двое мужчин этой деревни пришли по собственному желанию. Юлий ожидал, что их будет больше. Четверо явились по приказу о наборе в римскую полуцентурию и сейчас смотрели настороженно и злобно. Среди новобранцев был здоровяк на голову выше остальных. Юлий знал, что жители деревни рады от него избавиться — парень доставлял им много неприятностей. Вел он себя нагло и независимо; это раздражало Цезаря.