Свет в своем кабинете он впопыхах не выключил, и троица с ходу устремилась на второй этаж. Через несколько секунд за окном кабинета уже промелькнула чья-то голова.
– Вот суки! – вздохнул Степан. – Дверь выломали!
После этого Сыч со своими «волкодавами» ворвался в ресторан и некоторое время «наводил порядки» там. На прощание они дали в морду топтавшемуся у двери «вышибале» и уехали.
– Ни хрена себе! – вздохнул Миня. – Будем из города линять, что ли?
– Придется! – зло сказал Степан.
– Так заводить, что ли?
– Куда заводить? Куда заводить?.. А жить на новом месте ты на что собрался? «Рванем» «дипломат», тогда и слиняем!
– А если они Гриню того?..
– Да не каркай ты под руку! Подождем пока, а там видно будет!
Подполковник Сычов включил свет в кабинете, прошел к своему столу и грузно опустился в кресло. Посмотрев на часы, он негромко выматерился, прикурил сигарету и потянулся к телефону.
В этот момент телефон зазвонил сам. Сычов невольно вздрогнул и быстро снял трубку.
– Сычов, слушаю! – после едва уловимой паузы проговорил он.
– Степан Иваныч, это я! – раздался в трубке голос охтинского прокурора. – Ну как там у нас дела?
– Да дела, Михеич, такие, что хоть вешайся! Я тебе уже раз двадцать звонил! Ты где пропал?
– Да где-где? Сперва на совещании у областного прокурора полдня просидел, а прямо оттуда всем скопом в ресторан поехали, Раховскому пятьдесят пять стукнуло, сам понимаешь, не откажешься…
– Понимаю, – вздохнул Сычов, покосившись на высветившийся на экранчике номер. – Ты, я вижу, не по сотовому звонишь? Говорить можно?
– Да-да, – успокоил Сычова прокурор. – Я к племяннику домой заскочил. Телефон квартирный, так что можешь рассказывать.
– Короче, Михеич, я, как мы и договорились, сразу от тебя погнал в Омск и встретился с дознавателем транспортной прокуратуры, который оформлял смерть проводницы…
– Так-так, и что?
– Ее гибель он расценил как наступившую в результате несчастного случая, но все это туфта.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что наш знакомый до Омска не доехал.
– Это точно?
– Да. Когда напарница проснулась перед Омском и обнаружила труп проводницы, его в вагоне уже не было!
– А куда же он подевался?
– Его убили и выбросили из поезда!
– Ты что, серьезно?
– Да. Я сразу понял, что проследили за ним из Охтинска, иначе вычислить его было невозможно. Знали о том, кто он на самом деле и зачем приехал, всего пять человек, включая нас с тобой. В общем, я примчался назад и по-быстрому переговорил с генеральным директором и главным технологом. Остался Гиндин, и как раз его-то в городе и не оказалось.
– Так это он навел кого-то на курьера?
– Я тоже так решил, но немного ошибся. Этот чертов Гиндин почти целый день пробыл в Чулимске и вернулся только вечером…
– А что он там делал?
– Арендовал сейф в банке и заказал себе кредитную карточку. Но дело не в этом. Я прижал его как следует и наконец понял, что произошло. Его любовница-наркоманка позавчера наверняка подслушала его телефонный разговор с генеральным директором и рассказала об этом Ульяну.
– А это еще кто такой?
– Наш местный охтинский барыга. Этот Ульян наверняка и убил курьера. К тому времени, когда я выяснил все это, любовница Гиндина уже благополучно выпала с балкона, а самого Ульяна выследили люди Степана!
– Черт, а Степан-то об этом как узнал?
– Вопрос, Михеич, интересный, но, боюсь, уже неактуальный. Ульян выследивших его «быков» Степана смог задавить на старых Чулимских очистных своей машиной.
– Так он ушел?
– Не успел. Кто-то его повесил там же и выгреб все из «дипломата» курьера.
– Какой кошмар! Неужели это все правда?
– Да, Михеич.
– Это же настоящая катастрофа! Неужели это конец, Степан Иваныч?
– Я думаю, нет, – жестко сказал Сычов. – Положение еще можно поправить.
– Как?!
– На очистные меня навел тот, у кого содержимое «дипломата». А в самом «дипломате» он оставил мне записку.
– Какую?
– «Если хочешь получить то, что тут было, жди у себя в кабинете звонка и не дергайся. Договоримся».
– И кто это может быть, по-твоему?
– Конечно, Степан!
– Степан?
– А кто же еще? Он сейчас, сам понимаешь, сидит на бобах. Не знаю, откуда он узнал, что Ульян «замочил» курьера и умыкнул его чемоданчик, но Степан сразу понял, что это его единственный шанс снова «уцепиться» за комбинат. Он вернет нам то, что украл Ульян, и пообещает обо всем молчать, но взамен потребует долю. По телефону звонивший разговаривал со мной с восточным акцентом, но это детская уловка. Это Степан, сто процентов!
– Ты уверен?
– Конечно, Михеич! Он смылся из своего кабака как раз в то время, когда мы нашли эту гору трупов на очистных. Значит, он знал, что мы туда поехали. А откуда он мог это знать?
– Откуда?
– Оттуда, что звонил мне он сам или, в крайнем случае, кто-то из его людей.
– И что ты предлагаешь?
– Ждать звонка Степана, а тем временем замести по-быстрому все следы, чтобы он не смог нас шантажировать. Труп курьера и его «дипломат» мы уже схоронили на очистных. Вероника и Ульян уже ничего никому не расскажут. Остается только Гиндин и его лаборатория…
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что если Гиндин повесится из-за смерти своей любовницы, а в лаборатории не останется следов его экспериментов, то, что бы ни болтал Степан, ему никто не поверит.
– А без Гиндина они справятся?
– Я говорил с главным технологом. Он сказал, что теперь да.
– Но ведь это…
– А что делать, Михеич? Гиндин виноват сам. Он подставил всех. Самое лучшее для него – это повеситься от тоски по любимой. А то, не ровен час, он себе еще какую-нибудь наркоманку заведет. Ну так как, санкционируешь, Михеич?
– А со Степаном ты договоришься?
– Договорюсь! – жестко сказал Сычов. – Сперва выпытаю, куда он спрятал содержимое «дипломата», а потом хлопну его при попытке оказания вооруженного сопротивления! А тебе останется только навесить на него все эти убийства и закрыть дело…
– Хорошо, – вздохнул прокурор. – Действуй, Степан Иванович. Гиндин сам виноват…