Увидев, что его воины бегут по крутым склонам холма, а их преследуют вифинские гоплиты, Архелай послал на помощь своим часть конницы во главе с Аркафием. Никомед также двинул к холму свою конницу и пеших телохранителей. Тогда Архелай бросил на подмогу Аркафию Неоптолема, дав ему фракийских пелтастов. Никомед, завидев это, отделил от своего войска еще несколько тысяч гоплитов.
Неожиданно у подножия холма и на его склонах разыгралось кровопролитное сражение. Перевес вифинян в силах стал скоро сказываться, и понтийцы начали отступать, бросая убитых и раненых. Фланг обнажился. Воины Никомеда, преследуя отступающих, все больше заходили в тыл Архелаю.
Перешла в наступление и основная масса вифинского войска. Невзирая на это, Архелай с оставшейся конницей напал на победоносных воинов Никомеда, которые тотчас обратились против него. Архелай намеренно отходил к реке, чтобы дать возможность Неоптолему и Аркафию собрать свои рассеявшиеся в бегстве отряды.
Заметив, что полчища Никомеда, наступающие по всему фронту, уже близко, что они, торжествуя победу, ломают строй и с громкими криками бегут на помощь своим, Архелай бросил в атаку колесницы. Сам полководец ринулся в гущу врагов, видя, что битва проиграна, и желая лишь одного — с честью сложить голову.
Тысячи вифинян, оказавшись перед накатывающейся стремительной лавиной боевых колесниц, с которых дождем сыпались стрелы, заметались на широком пространстве между рекой и холмом, пытаясь построиться несокрушимой стеной. Кое-где им это удалось. Несколько колесниц перевернулись, когда были переколоты копьями мчавшие их лошади. Но остальные боевые квадриги ворвались в объятую паникой гущу воинов Никомеда, производя страшные опустошения. Остро заточенные косы, торчащие на колесах и на дышлах колесниц, рассекали людей, так что окровавленную равнину позади них устилали отрубленные руки, ноги, головы и вывороченные человеческие внутренности.
Это зрелище повергло в ужас войско Никомеда. Вифиняне, бросая оружие, побежали к лагерю. На них Архелай стал наступать с фронта, а Неоптолем и Аркафий, вернувшие в битву свои отряды, обходили с флангов.
У лагерных ворот завязалась упорная сеча, там пали многие вифинские военачальники. Никомед со своими конниками пробился и ускакал в горы. Когда подошла фаланга Дорилая, все было кончено. У Никомеда полегло девять тысяч воинов, пятнадцать тысяч сдалось в плен. Остальные рассеялись по окрестным лесам и горам.
Случилось это в 88 году до нашей эры.
* * *
В стане Никомеда, кроме слуг и рабов, были захвачены римские ростовщики и скупщики награбленного в походах. На римлян захотел взглянуть Митридат, который на третий день подошел к месту сражения со своим огромным войском. Перед этим Митридат распорядился отпустить всех пленных вифинян. Заимодавцы Никомеда рассчитывали выпросить и для себя свободу у понтийского царя.
Вот почему все они принялись униженно кланяться и восторгаться непобедимой мощью владыки Понта. Однако Митридат прервал их словоизлияния, сурово спросив:
— Не на ваши ли деньги собрал Никомед свое войско? Не вы ли подталкивали его вторгнуться в мою страну?
— Уж если кто и подталкивал Никомеда к войне с тобой, о царь, так это Кассий, наместник Пергама, — ответил кто-то из ростовщиков. — Кассий и нам повелел выплатить Никомеду столько звонкой монеты, сколько он попросит.
— Это так, царь, — раздались другие голоса. — Мы выполняли волю Кассия, помогая Никомеду. Кассий властвует над нами, как ты властвуешь над своими подданными.
— И следовать за Никомедом вас тоже принудил Кассий? — с усмешкой спросил Митридат, который успел допросить некоторых пленных вифинян и знал истинное положение дел. — Мне известно, что вы требовали от Никомеда выплат по долгам, что именно это обстоятельство заставило Никомеда прийти на берега этой реки, где он потерял и войско, и обоз, — продолжил Митридат, не слушая оправданий из уст ростовщиков. — Из-за вашей беспредельной алчности испытал Никомед такую неудачу. Но было бы несправедливо, чтобы остались безнаказанными истинные виновники этой бойни.
Митридат кивнул в сторону равнины, где на кострах сжигали тела его воинов и павших вифинян.
— Я повелеваю, — Митридат повысил голос, желая, чтобы слышали все вокруг, — повелеваю оставить этих людей в живых, но отрубить им руки и в таком виде отправить к Кассию. Пусть он выслушает упреки и проклятия с их стороны, раз уж по его воле эти менялы и ростовщики оказались втянутыми в дела, жестокие и кровавые. Да скажите Кассию, что его постигнет та же участь, если он попадется в мои руки!
Последние слова Митридат произнес таким грозным тоном и взгляд его при этом светился такой ненавистью, что у некоторых из ростовщиков отнялся от страха язык, у других невольно подкосились колени. Лишь один из римлян по имени Тит Спурий, растолкав собратьев по несчастью, дерзко крикнул Митридату:
— Царь, если ты кичишься тем, что, калеча нас, даруешь жизнь, демонстрируя сатрапам свое милосердие, то я в твоем милосердии не нуждаюсь. Вели отрубить мне голову вместо рук, ибо я не хочу уподобляться фальшивой монете с обрезанными краями.
— Это ответ истинного ростовщика, — засмеялся Митридат. — Я выполню твою просьбу, римлянин.
Луций Кассий с одним легионом, десятью тысячами союзных галатов и двумя тысячами мисийских всадников стоял укрепленным лагерем близ города Пессинунта. Он поджидал толистобогиев с их вождем Кингеторигом, чтобы двинуться к границам Понта, как было условлено с Манием Аквилием, лагерь которого находился в Вифинии.
Неожиданно в лагере Кассия появился Никомед в сопровождении семисот всадников. И тут же по всему стану разлетелась весть о победе полководцев Митридата у реки Амний, приведя в смятение в первую очередь союзников римлян.
Никомед вошел в палатку наместника, бесцеремонно отстранив стражу. И с порога объявил о том, что потерпел поражение.
— Я потерял все, — сокрушался Никомед, бессильно опустившись на стул, — лагерь, обоз, знамена, слуг, войско… Это была страшная битва! Столько ярости я еще не видел ни в одном сражении! Понтииские колесницы сокрушили моих воинов, превратили их в прах, в кровавые клочья!.. О Зевс, я сам чудом спасся!
— Как могло такое случиться?! — бормотал побледневший Кассий, выталкивая из палатки двух своих контуберналов. — Сколько же колесниц было у Митридата?
— Я сражался не с Митридатом, а с кем-то из его полководцев, кажется, с Архелаем, — ответил Никомед. — А может, с Неоптолемом. Мои воины видели обоих на поле боя.
— Неужели у тебя полегло все войско? — подступил к Никомеду Кассий. — Такого не может быть!
— Со мной семьсот всадников, — сказал Никомед и сам налил себе вина. — Около десяти тысяч воинов, тех, что я собрал после битвы, забрал у меня Аквилий. Кстати, тебе письмо от него. — Никомед вынул из-под хитона папирусный свиток и подал Кассию.
Тот взял его с растерянным видом. Было видно, что наместник думает сейчас не о войне с Митридатом, а о чем-то другом.