Ночью Митридату не спалось. Приступы отчаяния сменялись в нем наплывами неукротимой ярости. Царь сначала вызвал к себе в опочивальню Критобула и продиктовал ему послание к Архелаю, в котором умолял того договориться с Суллой о мире на любых условиях. Спустя час Митридат потребовал себе коня и оружие, кричал, чтобы поднимали войско, он сам поведет его против римлян! Появившийся Тирибаз успокоил Митридата, сказав, что войско уже ушло и что важные дела посреди ночи не делают.
Тогда Митридат велел принести вина, привести женщин. Он устал от забот и желает веселиться!
Дворецкий, дрожа от страха, поторапливал слуг, несших вино в кратерах, подталкивал полуодетых полусонных флейтисток и танцовщиц, которых бесцеремонно подняли с постели.
В небольшом зале для царя был накрыт стол, вокруг было поставлено множество светильников на подставках. Играли флейты, кружились посреди зала юные девы с еле прибранными волосами.
Гостями царя на этом позднем застолье были Тирибаз и дворецкий.
Митридат много пил и старательно делал вид, что ему весело, но раздражение и тревога то и дело прорывались наружу. Наконец не в меру упившийся царь уснул прямо за столом.
На другой день Митридат, отложив дела, снова окружил себя танцовщицами и флейтистками, опять без всякой меры пил неразбавленное вино. Критобул, пришедший к царю за распоряжениями, застал Митридата спящим на ложе у стола в обнимку с нагой танцовщицей, такой же пьяной, как и он. Рядом на скамье храпел пьяный дворецкий. Слуги расторопно убирали объедки, сметали с пола скорлупу от орехов и осколки разбитой амфоры.
Критобул постоял на месте, что-то соображая. Затем, приблизившись к спящему царю, секретарь взял его бессильную руку и приложил печать на царском перстне к воску на запечатанном письме. Это было послание к Архелаю, продиктованное Митридатом прошлой ночью.
В тот же день Критобул отправил письмо с надежным человеком в Грецию.
Стоял июль.
Митридат Младший изнемогал в нелегкой борьбе с войском Фимбрии. От него ушли пафлагонцы: они устали воевать. Ушли и скифины в свои степи близ Армянского Тавра. Царь скифинов Каргуш сказал перед уходом, что среди его соплеменников назревает свара и ему необходимо ее предотвратить.
Кратер, с трудом одолев галатов, двинулся на подмогу к Митридату Младшему. Им удалось разбить авангард Фимбрии у города Адрамиттия, но в последовавшем затем большом сражении победил Фимбрия. Митридат Младший ушел в Стратоникею, чтобы хоть как-то пополнить поредевшее войско. Кратер со своим отрядом ушел в город Фиатиры, гарнизон которого просил о помощи против восставших жителей.
Митридат, проводивший в беспробудном пьянстве день за днем, сразу протрезвел, едва Критобул объявил ему, что Фимбрия стоит у стен Пергама. Царь потребовал к себе Тирибаза, велел собирать войско, слать гонцов к сыну.
— Твой сын осажден в Стратоникее галатами, которые вновь взялись за оружие, — сказал Митридату Тирибаз. — Я распорядился перевезти все сокровища из Пергама на берег моря, в Питану. Там их грузят на корабли. Пергам нам не удержать, как не удержать Ионию и Карию. Пока ты, друг мой, топил в вине свои печали, произошли печальные события. Боги окончательно отвернулись от нас.
— Что случилось, Тирибаз? — холодея, спросил Митридат.
— Лукулл хозяйничает на море, он разбил Метрофана у Книда, захватил остров Самос. Ликийцы и карийцы поклялись ему в верности. Войско Суллы стоит на фракийском берегу и готово переправиться в Азию. Пафлагонцы отказались сражаться за тебя, Митридат. Мисийцы тоже. Ушли скифины. И многие из греческих наемников разошлись кто куда…
— Где Стратоника? — вдруг спросил Митридат.
— В Питане, — ответил Тирибаз. — Она ждет тебя, царь. Митридат вывел из Пергама гарнизон и удалился в приморский город Питану, где у него стояли самые лучшие и большие корабли. Фимбрия вступил в Пергам, граждане которого добровольно сдались ему.
Народ, некогда живший на азиатском берегу Геллеспонта у горы Иды, долгое время не имел названия. Пока здесь не появился Дардан, сын Зевса. Он основал город на мысу, выступающем в море, и назвал его Дарданией. Окрестные жители, избравшие Дардана царем за его справедливость, стали именоваться дарданцами. Правнук Дардана Ил по воле Зевса построил другой город в долине реки Скамандра, названный в его честь Илионом. Этот город стал новой столицей дарданцев, а их прежняя столица понемногу пришла в упадок.
После разрушения Илиона ахейцами дарданец Эней, сумевший спастись с немногими спутниками, воцарился в Дардании и правил над дарданцами по праву родства с погибшим царем Илиона Приамом. Повинуясь предсказаниям богов, Эней покинул землю Азии, чтобы навсегда обосноваться в Италии. С той поры в Дардании больше не было царей.
Река времен уносит в прошлое, седое и легендарное, имена древних царей вместе с их деяниями… Сменялись века и поколения, не осталось никого из древнего народа дарданцев, был забыт даже их язык. И только развалины города, заросшие травой и колючим кустарником, по-прежнему хранят эхо ушедших времен — Дардания.
Близ города Дардании осенью 85 года до нашей эры произошла встреча понтийского царя Митридата Евпатора и римского полководца Луция Корнелия Суллы, положившая конец войне, названной римлянами Первой Митридатовой.
Митридат привел с собой двадцать тысяч пеших воинов и шесть тысяч конницы. У Суллы было четыре когорты пехоты и двести всадников. В море по одну сторону мыса покачивались на волнах двести военных кораблей Митридата, по другую — тридцать кораблей Лукулла.
Сулла и Митридат сошлись на виду у своих войск.
На Митридате был блестящий персидский панцирь из множества мелких чешуек и красный плащ. Его густые золотистые кудри были повязаны диадемой — знаком царского достоинства. Сулла был в легком кожаном панцире с украшением в виде орлиных крыльев на груди с двойной юбкой из кожаных полос, украшенных серебряными звездами. В руке Сулла держал короткий бронзовый жезл с орлом на верхушке — знак консульской власти.
Оба были безоружны. Оба всматривались друг в друга с затаенным любопытством.
Сулла был на целую голову ниже понтийского царя, но римлянин держался так, будто он бог, спустившийся с Олимпа. Его приподнятый подбородок, властно сжатые губы и та непринужденная грация, с какой он держал свой жезл, говорили о том, что этот человек упивается своим могуществом. Светло-голубые глаза Суллы глядели открыто, но без вызывающей надменности.
Чувствуя, что пауза затягивается, Митридат первым протянул Сулле руку. Но тот вместо рукопожатия задал царю вопрос, готов ли он прекратить войну на условиях, согласованных с Архелаем. Поскольку обмен пленными уже состоялся, Митридат был готов оспорить условия предварительного мира, как советовал ему Тирибаз, однако прямой взгляд Суллы словно сковал Митридату уста. Сулла прервал это молчание словами:
— Молчать пристало победителям, но не побежденным. Тогда Митридат завел речь о войне, пытаясь приписать победы Суллы воле богов. Себя царь оправдывал тем, что с римлянами его поссорили Ариобарзан и Никомед. Он сам никогда бы не взялся за оружие, если бы не алчность Мания Аквилия… Сулла перебил Митридата: