Вдобавок Антиоха раздумала выходить замуж за него, хотя многое позволяла ему в своей спальне.
Свой отказ своенравная девушка объяснила так:
— Еще неизвестно, как все обернется. Вдруг наш старший брат разобьет Мнаситея и захватит Синопу. Тебя, братец, он скорее всего казнит, может и меня казнить, если узнает, что я твоя жена.
— Ты и впрямь веришь, что самозванец — это наш старший брат? — часто задавал Антиохе Митридат-младший один и тот же вопрос.
Ответ Антиохи был неизменным:
— Дядюшка Стефан не мог ошибиться. Да и я сама достаточно общалась с нашим братом до моего отъезда в Диоскуриаду, чтобы убедиться, что это не чужой человек. А утверждение нашей матери — всего лишь попытка избавиться от злоязыкой людской молвы, только и всего.
— И тебе нисколько не жаль меня? — чуть не плача, спрашивал сестру юный царь. — Значит, ты не любишь меня, если так спокойно говоришь о моей смерти от руки родного брата!
— А разве ты пощадишь своего старшего брата, если он попадет в твои руки? — резко парировала Антиоха. — Вы делите не корзину фруктов, а царский трон! Сколько царей умерло, так и не добившись своего, сколько отправилось в Аид, уже сидя на троне, — таких наберется многие сотни за все прошедшие времена в разных частях земли. Везде происходит одно и то же, поверь мне, братец: трон за жизнь и жизнь за трон!..
Весной Синопу переполошил слух о том, что воины «самозванца» ворвались в Трапезунт.
Правда, Мнаситею удалось посадить часть наемников на корабли и отплыть к городу Керасунт. Вскоре и Керасунт оказался в осаде.
Диофант во главе вновь набранного войска выступил на помощь Мнаситею. Вместе с ним отправился Гергис, возглавивший отряд конницы.
Диофанту удалось потеснить войско «самозванца» и соединиться с Мнаситеем. Стычки под Кераеунтом следовали одна за другой.
Наконец воинам Митридата с помощью хитрости удалось проникнуть в Керасунт, где в течение двух дней продолжались отчаянные уличные схватки.
Мнаситей и Диофант, понеся большие потери, все же сумели прорваться под покровом темноты в город Котиору, колонию Синопы в земле тибаренов.
Митридат до конца лета осаждал Котиору, от которой до Синопы было не более трех дней пути.
Осенью в Синопе объявился Гергис во главе горстки всадников, измученных долгой скачкой.
Гергис вошел в царские покои с видом посланца богов, перед которым открываются все двери.
Митридат-младший поднял на вошедшего испуганный взгляд, забыв на время про денежные счета, над которыми он сидел вместе с грамматевсом Дионисием.
— Что хочет передать мне мой верный Мнаситей? — обратился к гаушаке юный царь.
— О царь, твой верный Мнаситей пал в битве, и войско его рассеяно, — нарочито громко и развязно ответил Гергис. — Диофант и его сыновья сдались в плен вместе со всеми синопцами, находившимися в войске Мнаситея. Котиора взята твоим старшим братом и разграблена. Твоя конница почти вся перешла на сторону самозванца. Мне удалось увести всего двадцать всадников. Город Фарнакия открыл перед самозванцем ворота. Что будет дальше — ведают только боги.
Митридат несколько мгновений взирал на Гергиса широко раскрытыми глазами. По его лицу растекалась мертвенная бледность, затем он вскочил и стремглав выбежал из комнаты, столкнувшись в дверях с дядей Стефаном.
На недоумевающий вопрос Стефана: «Что случилось?» Митридат прокричал, убегая:
— Все кончено, дядюшка! Все пропало!..
Антиоха, узнав от брата последние новости, живо созвала служанок и стала собираться в дорогу.
— Я возвращаюсь в Амис к маме, — заявила она Митридату. — Мне кажется, там сейчас самое безопасное место.
— Ты бросаешь меня в самый трудный момент, — стал упрекать сестру Митридат. — Стало быть, твои чувства ко мне, твои ласки и поцелуи были сплошным притворством. Ты совсем не любишь меня! Ты лживая и двуличная, как наша мать!
— Ну что ты раскричался! — набросилась на брата Антиоха. — По-твоему, я должна вверить тебе свою жизнь и все свои надежды? Тебе?!
Да ты о себе-то позаботиться не в состоянии, не то что обо мне. Или ты ожидал, что я с готовностью разделю твою печальную участь? А может, ты полагал, что я возглавлю войско и встану на твою защиту?
Антиоха нервно расхохоталась и оттолкнула Митридата, который хотел в знак примирения обнять ее.
— Время лобзаний прошло, братец, — сказала она. — Насту пило время перемен. Оставь меня, я тороплюсь!
Юный царь ушел от Антиохи, еле сдерживая слезы.
* * *
Город Амис нравился царице Лаодике не меньше Синопы, поэтому она и выбрала его местом своего изгнания. Тихие залы старого дворца, возведенного в городской цитадели еще царем Фарнаком, были хорошо ей знакомы. Лаодика когда-то подолгу жила здесь с мужем, который считал Амис наравне с Синопой столицей своего царства.
С недавних пор Амис стал особенно дорог Лаодике: ведь тут у нее родился Махар, плод ее безумной страсти и пламенной любви.
Мальчик рос здоровым и резвым. Лаодика, не доверяя кормилицам и нянькам, почти все свое время посвящала ребенку, в котором души не чаяла.
Досуг царицы, жившей затворницей, окрашивали лишь всевозможные повседневные заботы и прогулки под пальмами в широком внутреннем дворе. Иногда один местный рыбак, приносивший во дворец свой улов, катал царицу на своей юркой лодчонке вдоль береговых скал. Море и солнце, как в далеком детстве, радовали сердце и взор Лаодики, давая ей отдохновение от печальных дум.
По городу царица ходила в сопровождении служанки и всего одного телохранителя, который приходился сыном тому рыбаку. Именно поэтому Лаодика и приблизила к себе этого юношу.
Горожане повсюду узнавали Лаодику, ее здесь любили и почитали с той поры, как один здешний ваятель создал из мрамора статую Амфитриты, супруги Посейдона, для местного святилища этой богини. Лаодика позировала ваятелю, это бьшо почти двадцать лет назад.
Старый рыбак, дворцовый завсегдатай, с улыбкой, бывало, говорил своим друзьям-рыбакам, что он катает в своей лодке саму Амфитриту.
С возвращением из Диоскуриады Антиохи тихая жизнь Лаодики заметно оживилась.
Дочь приглашала во дворец то фокусников, то гадателей, то какого-нибудь бродячего философа. Она любила петь и танцевать, заставляя мать подыгрывать ей на арфе. Вместе с Антиохой Лаодика стала посещать театр во время праздника Дионисий; царица стала больше читать и меньше задумываться.
Затем Антиоха перебралась в Синопу, не скрывая своего намерения стать женой младшего брата и царицей Понта. Перед самым отъездом изворотливая Антиоха выкрала у матери яд, который Лаодика берегла для себя на тот случай, если ее недруги отнимут у нее Махара, чтобы убить его.
Узнав о внезапной смерти евнуха Гистана, Лаодика лишь молча усмехнулась: «Антиоха действует!»