Стефан, отчаявшись разговорить замкнутую Антиоху, завел беседу с Диофантом, который охотно ее поддержал. Оба были людьми образованными и достаточно остроумными, поэтому легко нашли общий язык.
На царице было облегающее египетское платье из белого виссона. Золотые браслеты украшали ее руки от кисти до плеча, на груди лежали яхонтовые и лазуритовые ожерелья. Голову Лаодики покрывал пышный черный парик, какие носили знатные египтянки. Поверх парика была надета диадема из тончайших золотых пластинок с мизинец шириной, спереди диадема была украшена головой сокола.
Золотая птичья головка находилась как раз посередине лба царицы на одной линии с носом. Эта, казалось бы, столь незначительная деталь придавала лицу Лаодики в обрамлении иссиня-черных волос какое-то благородное очарование.
Антиоха злилась на мать за ее умение всегда выглядеть необычайно привлекательной и моложавой. Вот и сейчас, видя, что греческий пеплос не красит ее, как прежде, она раздобыла где-то наряд египтянки вместе с париком и украшениями. Белый цвет, как известно, скрашивает полноту, тому же способствует густой парик, ровно подстриженный у самых плеч. Особенно злила Антиоху золотая диадема с соколом.
«Даже мне не показала ее, хотя я заходила к ней перед выходом на пир! — негодовала Антиоха. — И чем это они так увлечены с Митридатом?»
Дело было в следующем.
Митридат снял с себя плащ, поскольку в зале от множества людей и курящихся в жаровнях благовоний было довольно душно. Лаодика увидела у него под плащом пояс с мечом.
— Ты что же, мне не доверяешь? — шепнула сыну царица, сделав изумленное лицо.
— Это Тирибаз принудил меня взять меч, — прошептал в ответ Митридат с виноватой улыбкой. — Не сердись.
— Я постараюсь, — чуть слышно промолвила царица и под столом ущипнула сына за ногу. — Может, следовало посадить твоего Тирибаза с нами за стол? Ты скажи, если я сделала что-то не так. — И царица ущипнула сына еще раз.
Митридат-младший был слегка чем-то озабочен и беспокойно поглядывал по сторонам. На вопросы матери, чем он встревожен, тот твердил, что с ним ничего не происходит, просто он разглядывает зал и гостей.
Но, если приглядеться, можно было заметить, что сидящий в зале Гергис — за одним столом с Дионисием — раза два ободряюще подмигнул младшему сыну Лаодики.
Первая смена блюд, объявленная дворецким, состояла из рыбы и прочих морских продуктов, столь любимых эллинами.
Скифины, более привычные к мясной и молочной пище, с очень подозрительным видом пробовали крабов и устриц, неумело выковыривали из зубов рыбьи кости. Иные, попробовав морскую капусту, тут же выплевывали ее изо рта, морщась и ругая эллинов, дающих им «лошадиную еду».
Глядя на варваров, ничего не смыслящих в изысканных кушаньях, знатные амисены лишь презрительно усмехались да перебрасывались негромкими колкими замечаниями.
Чтобы развлечь гостей, в пиршественный покой пришли музыканты и танцовщицы в греческих хитонах с волосами, убранными сзади в хвосты. Начались танцы под мелодичные переборы арф и кифар, под переливы флейт и свирелей.
Скифины, забыв про еду, таращились на изгибающихся в танце юных дев, на их гибкие руки и стройные ноги, мелькающие в разрезах хитонов. Некоторые из скифинов, восхищенные танцем, бросали танцовщицам золотые перстни, полагая, что девушки будут их подбирать и благодарить за такое проявление внимания. Но танцовщицы, к удивлению и разочарованию скифинских вождей, проявивших щедрость, протанцевав несколько танцев, тотчас покинули зал, не подняв с полу ни один из брошенных подарков.
Вошедший дворецкий объявил вторую смену блюд.
Расторопные слуги унесли рыбные объедки и поставили на столы блюда с дымящейся бараниной только что из котла, зажаренные на вертеле окорока быков. Все это было приправлено душистой зеленью. Виночерпии принялись разливать гостям виноградное вино.
В зале произошло заметное оживление. Персы и скифины с большим аппетитом набросились на жаркое и ароматный хмельной напиток бога Диониса. У скифинов, как и у персов, на поясе висели акинаки, которые они пустили в ход, разрезая ими жареные туши.
И опять жадность варваров произвела на греческих вельмож отталкивающее впечатление, о чем можно было судить по кривым ухмылкам и перешептываниям.
Митридат все замечал и хмурил светлые брови.
С этими грубыми людьми он прошел через многие битвы и лишения, а что сделали эти утонченные эллины, чтобы помочь ему — законному наследнику! — вернуть отцовский трон?
— Сколько надменности и спеси на лицах у амисенов, — процедил сквозь зубы Митридат, — можно подумать, они служат образчиком вкуса для всего мира!
— Эллины действительно служат образчиком вкуса для всей Ойкумены, сын мой, — мягко промолвила Лаодика. — Не только персы, фригийцы, сирийцы и египтяне многому научились у них, но даже македонцы и римляне. И те, и другие, покорив Элладу, тем не менее вынуждены были признать культурное превосходство эллинского народа.
— Может, эллины и в постели превосходят нас, персов? — обратился к матери Митридат, нарочно делая акцент на последнем слове.
Лаодика поняла, что сын желает задеть ее за живое, но не показала вида.
— Этого утверждать не могу, — сказала царица примирительным тоном, — ибо у эллинов, в отличие от персов, нет многоженства.
— Они также не спят с матерями, дочерьми и сестрами — эти высокоморальные эллины, — язвительно усмехнулся Митридат которому в словах матери послышался упрек. — Однако царь Эдип, как известно, был эллином и даже фиванским царем!
Митридат-младший слушал взаимные колкости матери и брата, искоса хмуро поглядывая на них. Он с самого начала приналег на вино, к которому уже успел пристраститься, и теперь царский виночерпий еле успевал наполнять своим черпаком его чашу.
Неожиданно по знаку дворецкого на середину зала выбежали жонглеры и акробаты: четверо юношей и девушка в коротком голубом хитоне.
Сначала девушка грациозно ходила по канату, натянутому между двумя треногами на высоте человеческого роста. Под громкие аплодисменты она стояла на канате на одной ноге, одновременно жонглируя сначала яблоками, затем острыми ножами.
Юноши показывали свое мастерство, делая высокие прыжки и сальто в воздухе, ходили на руках, выстраивали пирамиду.
В довершение всего ловкачи установили деревянный щит с намалеванными на нем разноцветными кругами так, чтобы его всем было видно, и принялись кидать ножи в цель одной и двумя руками, с разворота и в прыжке друг через друга.
Это зрелище так раззадорило скифинов, что двое из них выскочили из-за столов с намерением продемонстрировать гостям, что и они кое-что умеют. Царь Маргуш, уже изрядно захмелевший, развязными репликами подзадоривал своих смельчаков.
Оба скифина умело обращалась с ножами, но все же не все их броски были безупречно точны, что неимоверно расстроило их соплеменников.