Эрагон решал эту задачу так, словно подбирал ключ к загадке, подсчитывая количество слов и произнося их шепотом, чтобы понять, рифмуются ли они и нет ли в них скрытого смысла. К сожалению, загадками он никогда не увлекался и никогда не получал наград во время ежегодных состязаний по загадыванию загадок в Карвахолле. Он всегда слишком буквально подходил к ответам на спрятанные в загадках вопросы — результат чересчур практического воспитания Гэрроу.
— Мудрость, — наконец сказал он. — Мудрость — вот самое главное свойство!
— Неплохо, но я опять-таки скажу «нет». А ответ на этот вопрос — логика. Или, иначе говоря, способность к аналитическому мышлению. Если ее применять правильно, она вполне способна заменить нехватку мудрости, вполне простительную по молодости лет, ведь мудрость приобретаешь лишь с возрастом и опытом.
Эрагон нахмурился:
— Да, конечно, но разве обладать добрым сердцем не важнее, чем способностью мыслить логически? Чистая логика может привести к выводам, которые неверны с точки зрения этики, но если ты обладаешь высокой моралью и чувством справедливости, то наверняка постараешься не совершать постыдных поступков.
Узкая, как лезвие бритвы, улыбка изогнула губы Оромиса.
— Ты путаешь одно с другим. Я хотел узнать лишь, что является наиболее важным инструментомдля проявления человеком или представителем другого народа своих душевных качеств — но вне зависимостиот того, хорош этот человек или плох. Я согласен, очень важно обладать добродетельной натурой, но я также уверен, что если выбирать между тем, дать ли человеку благородство души или же научить его ясно мыслить, то лучше второе. Слишком много проблем в этом мире создали существа, обладавшие благородной душой, но весьма затуманенным разумом.
История множеством примеров доказывает, что многие из тех, кто был совершенно убежден в правоте своих поступков, на самом деле совершали страшные преступления. Помни, Эрагон: никто не захочет самого себя считать мерзавцем, и лишь очень немногие способны принять решение, которое сами же считают ошибочным. Тебе может не нравиться сделанный тобой выбор, но ты все равно будешь его защищать, ибо даже при самых худших обстоятельствах веришь, что только так и можно было поступить в тот или иной конкретный момент.
И одно лишь то, что ты человек достойный, отнюдь не является гарантией единственно правильных действий с твоей стороны; напротив, не думать так — единственная наша защита от демагогов и безумия толпы и самый надежный наш провожатый на изменчивом жизненном пути, который и должен в итоге привести нас к умению мыслить ясно и разумно. Логика никогда тебя не подведет, если только ты не пребываешь в неведении относительно последствий своих деяний — или же сознательно не пренебрегаешь ими.
— Но если эльфы обладают столь развитой логикой, — сказал Эрагон, — то у вас должна быть полная согласованность во всем, что вам предстоит сделать.
— Едва ли это возможно, — возразил Оромис. — Как и у всякого народа, у нас существует огромное количество жизненных принципов, и в результате мы зачастую приходим к совершенно различным выводам даже в абсолютно схожих ситуациях. Выводам, которые, должен добавить, верны с логической точки зрения каждого конкретного индивида. И потом, как бы я ни хотел, чтобы это было иначе, но далеко не все эльфы должным образом тренируют и развивают свои мыслительные способности.
— И как же ты намерен научить меня этой вашей логике, мастер Оромис?
Улыбка Оромиса стала шире.
— С помощью самого древнего и самого эффективного способа: споров. Я буду задавать тебе вопрос, а ты будешь искать ответ и аргументировать свою позицию. — Он подождал, когда Эрагон снова наполнит свою миску рагу, и задал первый вопрос: — Ну, например: зачем ты сражаешься с Империей?
Столь неожиданная смена темы застала Эрагона врасплох, хотя он и подозревал, что именно этот вопрос Оромис и намеревался задать ему с самого начала.
— Как я и говорил раньше: чтобы помочь тем, кто страдает от гнета Гальбаторикса, а еще, хотя и в меньшей степени, из личного чувства мести.
— Значит, ты борешься с ним из общечеловеческих соображений?
— Что это значит?
— Это значит, что ты сражаешься ради того, чтобы помочь тем народам, которым Гальбаторикс уже принес много горя, и чтобы не дать ему принести горе и другим народам.
— Именно так, — согласился Эрагон.
— Ага. Но тогда ответь мне вот на какой вопрос, мой юный Всадник: не принесет ли твоя война с Гальбаториксом больше горя, чем сможет предотвратить? Ведь большая часть людей в Империи живет не так уж плохо, их почти не касаются последствия безумных поступков ее правителя. Как же ты сможешь оправдать вторжение на их земли армий, уничтожение их домов и гибель их сыновей и дочерей?
У Эрагона даже дыхание перехватило; его поразило уже то, что Оромис задает ему такой странный вопрос — ведь Гальбаторикс есть самое настоящее Зло! Однако ответить на этот вопрос оказалось не так-то легко. Эрагон понимал, что правда на его стороне, но не мог этого доказать.
— Разве ты, учитель, не считаешь, что Гальбаторикс должен быть свергнут?
— Вопрос не в этом. Это не подлежит сомнению.
— Значит, ты все-таки считаешь, что это так, верно? — упорно продолжал Эрагон. — Посмотри, что он сделал с Всадниками!
Оромис обмакнул хлеб в рагу, но есть не стал, позволив Эрагону выпустить пары, а потом, миролюбиво сложив руки на коленях, спросил:
— Я тебя огорчил? — Да.
— Ясно. Ну что ж, в таком случае подумай еще над моим вопросом, пока не отыщешь на него правильный ответ. И я очень надеюсь, что ответ твой будет достаточно убедительным.
Они убрали со стола, вынесли посуду на улицу и вычистили ее песком. Потом Оромис собрал все хлебные крошки и бросил их птицам.
Когда они снова вернулись в дом, Оромис принес перья и чернила, и они возобновили занятия Лидуэн Кваэдхи, письменной формой древнего языка. Эта письменность была во много раз изящнее и сложнее тех рун, которыми пользуются люди и гномы, и Эрагон полностью погрузился в хитроумный лабиринт иероглифов. Оказалось, это даже приятно — получить такое задание, которое не требует никаких иных усилий, кроме запоминания.
Несколько часов он провел, согнувшись над листами бумаги, пока Оромис не сказал:
— Довольно. Продолжим завтра. — Эрагон откинулся на спинку стула и расправил плечи, а эльф, выбрав на полке пять свитков, показал их ему и пояснил: — Два текста здесь написаны на древнем языке, а три — на твоем родном. Почитай их. Это поможет тебе лучше овладеть той и другой письменностью, а кроме того, ты почерпнешь из них немало полезных сведений.
С поразительной точностью Оромис выхватил с полки еще один, шестой и весьма увесистый, свиток и тоже сунул его Эрагону.
— Это словарь. Он тебе пригодится. Сомневаюсь, правда, что ты осилишь его целиком, но все же попытайся внимательно просмотреть.