Миновав цветник, они углубились в небольшую рощу, где деревья росли довольно редко и совершенно произвольно. И прежде чем Эрагон успел сообразить, где находится, роща вдруг превратилась в густую чащу. Деревья вокруг стояли стеной, а потом вдруг расступились, и перед ними открылся огромный зал со стенами из полированного дерева, но Эрагон так и не понял, в какой же момент роща превратилась в дом.
Зал навевал ощущение тепла и уюта; здесь наверняка хорошо было отдыхать и думать, наслаждаясь покоем. Форму зала определяли стволы деревьев, с внутренней стороны (то есть со стороны самого зала) как бы очищенные от коры, отполированные и натертые маслом, так что блестели, как янтарь. Промежутки между стволами использовались как окна. Воздух был напоен ароматом сосновой хвои. Кроме них здесь находилось еще несколько эльфов — они читали, писали или, собравшись в дальнем уголке, играли на свирелях и флейтах. Однако, заметив вошедших, все тут же перестали заниматься своими делами и склонили головы перед Сапфирой в знак величайшего почтения.
— Вот здесь остановились бы и вы, — сказала Арья, — если бы не были Всадником и его драконом.
— Просто замечательное место! — воскликнул Эрагон.
Арья провела их с Сапфирой по всем интересным местам Тиалдари, куда могла пройти дракониха. Каждое новое помещение таило сюрприз, и ни одно не было похоже на предыдущее. Каждая комната и каждый зал по-своему умудрялись включить лес в свой интерьер. В одной комнате, например, прямо по корявой стене стекал серебристый ручеек и бежал дальше по специальной канавке на полу, выложенной разноцветными камешками, а потом снова вытекал наружу через другую стену. В другом помещении все стены и потолок были сплошь покрыты вьющимися растениями, оставляя свободным лишь пол; в этом листвяном зеленом плаще светились замечательные белые и нежно-розовые цветы в форме трубочек. Арья назвала их «лиани вайн».
Здесь имелось также много различных произведений искусства — рисунков, картин, скульптур, ярких мозаик из цветного стекла. Постаментами и рамами служили растения самой неожиданной формы.
Имиладрис встретилась с ними ненадолго в одном из открытых павильонов, соединенном с другими зданиями крытыми переходами. Она расспросила Эрагона об успехах, о здоровье, и он отвечал ей вежливо и весьма кратко, что, похоже, вполне удовлетворило королеву. Она обменялась также несколькими словами с Сапфирой и удалилась.
Под конец они вернулись в сад. Эрагон шел рядом с Арьей, завороженно слушая ее рассказ о различных видах цветущих растений, о том, откуда они доставлены, как за ними ухаживают и как видоизменяют с помощью магии. Она также показала ему цветы, которые раскрываются только ночью, например белый дурман.
— А какой цветок твой самый любимый? — спросил Эрагон.
Арья улыбнулась и подвела его к дереву, растущему на краю сада, у пруда, окаймленного кустарником. Вокруг нижней ветви дерева обвился побег ипомеи с тремя бархатно-черными цветками, которые были сейчас закрыты.
Дунув на них, Арья прошептала:
— Откройтесь!
Лепестки с легким шелестом развернулись, показав свою чернильно-синюю внутреннюю сторону и полные золотистого нектара тычинки. Казалось, кусочек звездного неба таится в центре каждого цветка, постепенно светлея к краям и обретая золотистый оттенок — как в тот час, когда ночь сменяется утром.
— Разве это не самый прекрасный и очаровательный из всех цветов? — спросила Арья.
Эрагон посмотрел на нее, остро чувствуя ее близость, и сказал:
— Да… он прекрасен. — И, пока мужество не успело совсем его покинуть, прибавил: — Как и ты.
«Эрагон!» — воскликнула Сапфира.
Арья внимательно на него посмотрела, и он первым отвел глаза. Когда же он снова осмелился взглянуть ей в лицо, то с ужасом увидел, что на губах ее играет легкая улыбка, словно его слова ее всего лишь позабавили.
— Как это мило с твоей стороны, но, по-моему, ты слишком добр, — тихо сказала она и, чуть приподнявшись на цыпочки, коснулась дивного цветка. — Когда-то давно Фаолин создал этот цветок специально для меня к одному из праздников летнего солнцестояния.
Эрагон, неловко переступая с ноги на ногу, пробормотал в ответ нечто невразумительное; он был смертельно оскорблен тем, что она не восприняла его слова серьезно. Больше всего ему хотелось сейчас стать невидимым; он даже подумывал, не применить ли для этого магию.
Но, взяв себя в руки, резко выпрямился и сказал:
— Пожалуйста, извини нас, Арья Свиткона, но уже слишком поздно. Нам пора к себе, на дерево.
Арья опять ласково улыбнулась и сказала:
— Конечно, Эрагон, я все понимаю. — Она проводила их до главного входа и уже в дверях пожелала им спокойной ночи.
«И тебе доброй ночи», — откликнулась Сапфира. А Эрагон, преодолевая смущение, все же спросил:
— Мы завтра с тобой увидимся? Арья покачала головой:
— Завтра я, скорее всего, буду занята. — И двери закрылись, отсекая ее от Эрагона; он успел лишь увидеть, что она повернула в сторону дворца.
Низко припав к земле, Сапфира ткнула Эрагона мордой в бок:
«Прекрати свои сны наяву и садись ко мне на спину».
Взобравшись по ее передней левой ноге, он занял свое привычное место и ухватился за торчавший перед ним шип. Сапфира расправила крылья, сделала несколько шагов по земле и спросила:
«Как же ты можешь ругать меня за то, что я неподобающим образом веду себя с Глаэдром, если и сам поступаешь ничуть не лучше? И о чем ты только думал?»
«Ты же знаешь, как я к ней отношусь», — проворчал Эрагон в ответ.
«Xa! Ну и что? Если ты моя совесть, а я — твоя, то я просто обязана сказать тебе, что ты вел себя, как… ошалевший попутай! Где же в твоих поступках логика, о которой все время тебе — а значит, и мне — твердит Оромис? На что ты, собственно, надеешься? Ведь Арья — принцесса!»
«А я — Всадник!»
«Но она — эльф, а ты — человек!»
«Я с каждым днем становлюсь все больше похожим на эльфа».
«Эрагон, она старше тебя более чем на сто лет!»
«Я буду жить так же долго, как она или любой другой эльф».
«Ну да, но пока что ты еще не прожил и четверти того срока, какой прожила она. И это самая главная проблема. Ты не можешь разом преодолеть столь огромную временную пропасть. Арья — взрослая женщина, обладающая почти столетним жизненным опытом, а ты всего лишь…»
«Что? Что я «всего лишь»? — зарычал он. — Ребенок? Мальчишка? Ты это хотела сказать?»
«Нет, не ребенок. После того, что тебе довелось увидеть, пережить и совершить, тебя никак нельзя считать ребенком. Но ты очень молод, даже по меркам твоего народа, жизнь которого столь коротка, гораздо короче, чем у гномов, драконов и эльфов».
«Я так же молод, как и ты!»