— Так что же, Гальбаторикс именно в такой момент и призвал ургалов к себе на службу?
— Мне кажется, это не самый лучший пример. Но ты прав.
— Довольно странно, что он так приблизил ургалов к себе. В конце концов, именно они ведь убили его дракона. А как гнусно он расправился с Всадниками? Хотя уж они-то совсем не были виноваты.
Оромис вздохнул:
— Гальбаторикс, возможно, и безумен, но все равно хитер как лиса. Я думаю, план его заключался не только в том, чтобы использовать ургалов для уничтожения варденов и гномов — а также и всех прочих, если бы ему удалось победить при Фартхен Дуре, — тем самым убрав со своего пути по крайней мере двух главных своих врагов, но и в том, чтобы настолько ослабить самих ургалов, чтобы полностью подчинить их себе.
Изучение древнего языка поглотило почти всю вторую половину дня, а потом они перешли к магической практике. Оромис в основном объяснял своему воспитаннику то, как правильно управлять различными видами энергии — светом, теплом, электричеством и даже гравитацией, — которые поглощают силы мага быстрее всего. А потому, учил он Эрагона, безопаснее обращаться к тем видам энергии, что уже существуют в природе, и лишь направлять их с помощью грамари, а не пытаться вызвать их из небытия.
Под конец Оромис спросил:
— А как бы ты стал убивать с помощью магии?
— Я бы делал это по-разному, — откликнулся Эрагон с энтузиазмом. — Я бы, например, охотился с помощью камешка, перемещаемого с помощью магии; я бы использовал слово «джиерда», чтобы ломать ургалам шеи и конечности. А однажды словом «триста» мне удалось остановить человеческое сердце…
— Есть более действенные способы, — прервал его Оромис. — Ведь что нужно, чтобы убить человека? Проткнуть ему грудь мечом? Сломать шею? Выпустить из него кровь? А можно и просто повредить одну-единственную артерию или определенный нерв — и все будет кончено. Если знать, как правильно произнести такое заклятие, можно обезвредить целую армию.
— Вот бы мне пришло это в голову во время битвы при Фартхен Дуре! — воскликнул Эрагон и подумал: «И не только там, но и в пустыне Хадарак, когда на нас охотились куллы». — Но почему же Бром не научил меня этому? И даже не подсказал, что это возможно?
— Просто он никак не ожидал, что тебе уже в ближайшие месяцы придется воевать с целой армией. Обычно мы неопытных Всадников в подобные приемы магии не посвящаем.
— Но если можно так легко убивать врагов с помощью магии, то зачем же нам или Гальбаториксу такое огромное войско?
— Из тактических соображений. Во время войны следует быть во всеоружии. Маги ведь весьма уязвимы, особенно во время атаки, когда поглощены воплощением в жизнь своих идей. А потому нужны и обычные воины, способные, по крайней мере, защитить своих магов. А этих воинов, в свою очередь, необходимо защищать от воздействия вражеских магов, иначе вся армия может погибнуть в течение нескольких минут. Вот потому-то, когда противники сходятся на поле брани лицом к лицу, маги обеих сторон рассредоточиваются по всему корпусу войск, но ближе к переднему краю. Хотя и не настолько близко, чтобы подвергать себя опасности. Потом они мысленно прощупывают обстановку, пытаясь определить, пользуется ли магией кто-то на стороне противника. А поскольку определить это им удается не всегда, ибо и маги противоборствующей стороны тоже не дремлют, они устанавливают мысленный барьер, защищая тем самым и своих воинов; во всяком случае, эти барьеры способны предотвратить гибельное воздействие таких вещей, как камешек, с помощью магии пущенный в голову врага с расстояния в милю.
— Но разве человек может защитить целую армию? — спросил Эрагон.
— Не один, а совместно с другими магами. Их иногда бывает довольно много, ибо лишь в этом случае можно наверняка обеспечить высокий уровень защиты. Самая большая опасность при этом в том, что кто-то особенно умный сможет выдумать некий неизвестный способ мысленной атаки, который окажется в состоянии преодолеть твою защиту, не нарушая ее. Если это случится, оно может стать решающим моментом в том или ином сражении. А также, — прибавил Оромис, — следует постоянно помнить: те, кто действительно способен использовать магию, встречаются чрезвычайно редко. И мы, эльфы, не являемся исключением, хотя среди нас довольно много таких, кто умеет плести заклятия, — значительно больше, чем у других народов. Но это связано с теми клятвами, которые мы дали много веков назад. И большая часть тех, кто что-то понимает в магических искусствах, магического таланта в целом почти не имеют. И таким «магам» приходится порой нелегко, хотя они и пытаются всего лишь синяк исцелить.
Эрагон кивнул. Он встречал немало таких «умельцев».
— Но ведь чтобы выполнить даже самое простое задание, — сказал он, — так или иначе требуется немалое количество сил, верно?
— Дело в том, что слабые маги гораздо болезненнее, чем, скажем, ты или я, реагируют на потерю магических сил. Силы их незаметно утекают, а они не способны даже вовремя заметить это. И, повторяю, лишь очень немногие маги достаточно сильны, чтобы представлять угрозу для целой армии. Они большую часть времени проводят в борьбе со своими прямыми оппонентами — избегая столкновений с ними, выслеживая их или с ними сражаясь, — что, вообще говоря, благо для обычных воинов, иначе все они вскоре неизбежно пали бы жертвой магических происков противника.
— Но у варденов не так много магов, — с тревогой заметил Эрагон.
— И это одна из причин того, почему вы с Сапфирой так важны для них.
Эрагон с минуту подумал и снова спросил:
— А охрана войска и себя самого отнимает у тебя силы, только когда ты ее… включаешь?
— Да.
— Но в случае, если хватит времени, можно создать как бы несколько слоев подобной защиты. И сделаться… — Эрагон мучительно подыскивал нужное слово древнего языка. — Неприкасаемым… непроницаемым… неуязвимым для любого воздействия — как магического, так и физического?
— Мощность защиты, — сказал Оромис, — зависит от твоих собственных сил. Когда эти силы истощаются, ты можешь погибнуть. И сколько бы ни было у тебя сторожей или слоев защиты, ты сможешь блокировать атаки противника лишь до тех пор, пока твое тело и твой разум будут в состоянии выдерживать такой расход энергии.
— Но ведь силы Гальбаторикса с каждым годом все увеличиваются… Как же такое возможно?
Это был, скорее, риторический вопрос, однако Оромис погрузился в задумчивое молчание, следя взглядом за воздушными пируэтами трех ласточек. Эрагон понял: эльф обдумывает, как лучше ответить на заданный вопрос. Птички дразнили друг друга несколько минут, а потом улетели и скрылись из виду. Только тогда Оромис наконец заговорил снова:
— Сейчас, пожалуй, не самый подходящий момент для того, чтобы обсуждать подобную проблему.
— Значит, ты знаешь? — воскликнул потрясенный Эрагон.
— Знаю. Но подожду делиться с тобой этими знаниями до конца обучения. Ты пока не готов воспринять их. — Оромис посмотрел на Эрагона так, словно ожидал, что тот будет возражать.