— А ты сперва попробуй меня победить. — Возможно, Эрагон и не обладал таким мастерством, как Ванир, но он никак не мог позволить ему насладиться его, Эрагона, слабостью и намерен был во что бы то ни стало завоевать уважение эльфов — хотя бы благодаря простому упорству.
Он настоял на том, чтобы спарринг продолжался в течение всего назначенного Оромисом времени, и в конце концов не выдержала Сапфира. Она подошла к Ваниру, коснулась его груди огромным когтем цвета слоновой кости и, пристально глядя на него, мысленно сказала: «Ты убит». Ванир побледнел, а остальные эльфы так и шарахнулись от них.
Когда они уже поднялись в воздух, Сафпира сказала:
«Оромис был прав».
«Насчет чего?»
«Ты гораздо больше души отдаешь схватке, когда у тебя есть противник».
А в домике Оромиса занятия пошли по уже накатанной колее: Сапфира отправилась с Глаэдром на воздушные учения, а Эрагон остался с эльфом.
Эрагон просто в ужас пришел, обнаружив, что ему придется сейчас выполнить еще и упражнения Ригмара, однако, собрав все свое мужество, подчинился требованиям своего наставника. Впрочем, страхи его оказались беспочвенными: «танец змеи» и «журавль» дались ему довольно легко, и он ничуть не повредил травмированную спину.
Эти упражнения в сочетании с медитацией на уединенной полянке впервые за минувшие сутки позволили Эрагону привести свои мысли в порядок и вернуться к размышлениям над тем вопросом, который поставил перед ним Оромис.
Обдумывая его, Эрагон наблюдал, как рыжие муравьи захватывают муравейник соперников, явно более слабой муравьиной колонии. Нападающие жестоко преследовали обитателей маленького муравейника и деятельно опустошали их кладовые. К концу резни уцелела лишь крошечная горстка муравьев-соперников, оставшихся без соплеменников, без крова на всем этом огромном и пустом, усыпанном сосновыми иглами пространстве. К тому же, утратив свою королеву, они утратили и смысл жизни.
«Как драконы в Алагейзии», — подумал Эрагон, и едва эта мысль пришла ему в голову, как его мысленная связь с муравьями прервалась, и он задумался о трагической судьбе драконов. Понемногу ответ на заданный Оромисом вопрос стал вырисовываться сам собой — тот самый ответ, с которым можно было жить дальше и верить в возможность победы.
Завершив медитацию, он вернулся к домику эльфа. На этот раз Оромис оказался явно доволен достигнутыми Эрагоном успехами.
Он принялся накрывать на стол, а Эрагон сказал:
— Я, пожалуй, понял, почему сражаться с Гальбаториксом все-таки стоит, хоть это и может принести смерть тысячам людей.
— Вот как? — Оромис удивленно поднял бровь и тоже присел за стол. — Ну что ж, прошу тебя, рассказывай.
— Гальбаторикс за последние сто лет причинил всем куда больше страданий и бед, чем при всем своем старании могли бы совершить люди на протяжении жизни одного поколения. Он тем и отличается от обычных тиранов, что ждать его смерти бессмысленно: он ведь может править веками, тысячелетиями, преследуя и терзая своих подданных, пока кто-нибудь не остановит его. Если ждать еще, он станет слишком силен и сможет напасть на гномов и на эльфов и постарается уничтожить или поработить оба великих народа. А кроме того… — Эрагон почесал ладошку о край столешницы, — его необходимо остановить и уничтожить потому, что у него хранятся два последних драконьих яйца, ибо это единственный способ спасти племя драконов.
Настойчивое дребезжание крышки на закипевшем чайнике ворвалось в их беседу, становясь все громче. Оромис встал, снял чайник с плиты и налил чаю, заваренного черничным листом.
— Значит, — сказал он, — теперь ты понимаешь.
— Да, понимаю. Но радости при этом никакой не испытываю.
— А ты и не должен испытывать радость. Зато теперь можно быть уверенным, что ты не свернешь с пути, даже если столкнешься с несправедливостью или жестокостью варденов по отношению к другим людям. Эти издержки неизбежны. И нельзя допускать, чтобы нас — тебя! — поглотили сомнения и страхи в тот момент, когда важнее всего сила и сосредоточенность. — Оромис, сцепив пальцы, смотрел куда-то в темные глубины своей чашки, словно изучая что-то у нее на дне. А потом вдруг спросил: — Скажи, Гальбаторикс, по-твоему, носитель зла?
— Конечно!
— А как ты думаешь, он сам себя таковым считает?
— Нет, вряд ли.
Оромис соединил кончики растопыренных пальцев и слегка постучал ими друг о друга.
— В таком случае, ты и Дурзу должен считать воплощением зла, так?
В памяти Эрагона сразу всколыхнулись отрывочные картины, возникшие перед его мысленным взором в результате той связи, что возникла между ним и Дурзой во время их поединка в Тронжхайме. Именно тогда Эрагон и узнал, как юный шейд по имени Карсаиб был пленен духами, которых сам же и вызвал, дабы отомстить за смерть своего наставника Хаэга.
— Сам по себе он, по-моему, воплощением зла не был, — задумчиво промолвил Эрагон. — Его заставили служить злу те духи, что им управляли.
— Ну а ургалы? — спросил Оромис, прихлебывая чай. — Они-то уж настоящее воплощение зла, верно?
У Эрагона даже костяшки пальцев побелели, так сильно он сжал ложку.
— Когда я думаю о смерти, я вижу перед собой лик ургала. Они хуже диких зверей. То, что они сделали… — Он покачал головой не в силах продолжать.
— Интересно, а что бы ты сказал о людях, если бы единственное, что тебе довелось узнать о них, — это как они ведут себя во время Сражения на поле брани?
— Но это же не… — Эрагон вздохнул. — Нет, это совсем другое. А вот ургалов давно пора стереть с лица земли — всех до единого!
— Даже их самок и детенышей? Тех, что не принесли тебе ни малейшего вреда и вряд ли когда-либо принесут? Неужели ты и невинных тоже истребил бы и тем самым обрек всю расу на исчезновение?
— Они бы нас не пощадили, будь у них такая возможность!
— Эрагон! — горестно воскликнул Оромис. — Я бы никогда больше не хотел слышать подобные аргументы из твоих уст! Чей-то еще поступок — тем более всего лишь возможный! — отнюдь не означает, что и ты должен поступать так же. Так может рассуждать лишь тот, кто обладает неразвитым и ленивым умом! Ты понял меня?
— Да, учитель.
Эльф поднес кружку к губам и долго пил, не сводя ясных глаз с Эрагона.
— А что ты вообще знаешь об ургалах? — спросил он.
— Я знаю их сильные и слабые стороны, знаю, как их можно убить. А больше мне ничего знать и не нужно.
— А почему они так ненавидят людей и воюют против них, ты знаешь? Знаешь их историю, их предания или то, как они живут?
— А разве это имеет значение? Оромис вздохнул:
— Запомни, Эрагон, в определенные моменты жизни твои враги вполне могут стать твоими союзниками. Такова природа вещей.
Эрагону спорить не хотелось. Он мешал ложечкой чай в кружке до тех пор, пока в темной жидкости не появилась воронка с белой пеной по краям.