Эрагон покачал головой. Ему было стыдно за свой поступок, за то, что он невольно расстроил Арью, возможно даже обидел. «Я мог бы избежать всех этих неприятностей, если б лучше владел собой!» — с горечью думал он.
Оромис коснулся его плеча и подтолкнул к хижине.
— Не думай, Эрагон, что мне совершенно чуждо сострадание. Каждый из нас в тот или иной период жизни испытывает подобные пылкие чувства. Это естественная часть взросления. Я понимаю, как это тяжело — отказывать себе в обычных жизненных радостях и удовольствиях, но это необходимо, если мы хотим победить.
— Да, учитель, я понимаю.
Они сели на кухне за стол, и Оромис принялся выкладывать перед Эрагоном различные тексты для практики в Лидуэн Кваэдхи.
— С моей стороны было бы неразумно рассчитывать, что ты способен забыть свое увлечение Арьей, но я действительно очень рассчитываю, что ты более не позволишь этому чувству мешать нашим занятиям. Можешь ты мне это обещать?
— Да, учитель. Я обещаю.
— Ну, а как ты думаешь поступить с Арьей? Ей ведь нужно помочь с честью и без ущерба выбраться из столь затруднительного положения.
Эрагон ответил не сразу:
— Я не хочу терять ее дружбу…
— Это понятно.
— А потому… я пойду к ней и извинюсь. И заверю ее, что больше никогда намеренно не поставлю ее в такое затруднительное положение. — Сказав это, Эрагон сразу же испытал облегчение, словно признание собственной ошибки очистило ему душу.
Оромис был явно доволен.
— Уже одно это доказывает, что ты действительно становишься взрослым, — сказал он.
Эрагон провел ладонью по чистому гладкому листу бумаги. Он смотрел на древний текст перед ним и не видел его. Потом встряхнулся, обмакнул перо в чернильницу и стал переписывать очередную колонку иероглифов, и каждая новая линия казалась ему ручейком ночи на белом листе, бездонной пропастью, в которую он мог бы упасть и навсегда позабыть пережитый позор и собственное смятение.
Наутро Эрагон отправился искать Арью, чтобы извиниться. Он искал ее больше часа, но безуспешно. Казалось, она исчезла, растворилась в воздухе, скрылась в одном из укромных уголков, которых так много в Эллесмере. Один раз она, правда, промелькнула вдали, когда Эрагон подошел к дверям Дома Тиалдари. Он окликнул ее, но она мгновенно ускользнула прочь. «Она избегает меня!» — понял он.
Дни потекли один за другим, и теперь Эрагон занимался с таким рвением, что Оромис, очень им довольный, не раз хвалил его. Полностью посвятив себя занятиям, Эрагон пытался отвлечься от мыслей об Арье.
Он трудился день и ночь: запоминал слова заклятий созидания, связующих заклятий, призывающих заклятий; учил истинные имена растений и животных; познавал различные способы превращения и связанные с этим опасности; учился взывать о помощи к таким стихиям, как ветер и море, и еще много чему. В заклинаниях, обращенных к великим силам — свету, теплу, магнетизму, — Эрагон особенно преуспел, ибо обладал талантом точно определять, сколько ему самому потребуется сил для выполнения того или иного задания и хватит ли этих сил.
Иногда на занятия приходил Орик и молча слушал, стоя на краю поляны, как Оромис наставляет Эрагона или же сам Эрагон сражается с каким-либо особенно сложным заклинанием.
Оромис все время усложнял задачи, которые ставил перед своим учеником. Теперь он заставлял Эрагона даже еду готовить с помощью магии, чтобы научить его как можно тоньше чувствовать различные, даже самые незначительные, силы грамари. Правда, первый кулинарный опыт Эрагона закончился созданием какой-то совершенно несъедобной черной массы, но он не унывал. Эльф также научил его определять, есть ли яд в том или ином кушанье или питье, и нейтрализовать его действие; теперь Эрагону приходилось каждый раз проверять пищу, выявляя в ней самые различные яды, которые Оромис то и дело тайком туда подкладывал; и он не раз оставался голодным, когда не мог обнаружить яд или его обезвредить. Дважды он даже отравился, да так сильно, что Оромису пришлось его лечить. А еще Оромис заставлял его произносить несколько заклинаний одновременно, что требовало невероятной концентрации внимания, и настаивал, чтобы каждое заклинание попало точно в цель, а не «рыскало» среди других предметов.
Долгие часы посвятили они искусству насыщения материи энергией, которую впоследствии следовало либо освободить, либо с ее помощью придать тому или иному объекту особую значимость.
— С помощью этих приемов, — объяснял Оромис, — наша оружейница Рюнён заколдовывала мечи Всадников, и они никогда не ломались и не тупились. Именно эти приемы лежат и в основе нашего пения, которое заставляет растения расти так, как это угодно нам. Они же могут помочь тебе любой ящик или ларец превратить в ловушку — она сработает, как только откроется крышка. Насыщая материю энергией, сперва мы, а затем и гномы научились делать наши Эрисдар, светильники. Этот процесс поможет тебе исцелить раненого или дать кому-то такое имя, которое дают очень и очень немногим. Это самые могущественные из заклинаний, ибо они могут дремать тысячи лет, но их по-прежнему невозможно ни избежать, ни отвратить. Они пронизывают жизнь всей Алагейзии; они придают форму этим землям и судьбам тех, кто на этих землях живет.
— А ведь этой техникой можно пользоваться и для того, чтобы изменить собственное тело, верно? — спросил Эрагон. — Или это слишком опасно?
Губы Оромиса дрогнули в слабой усмешке.
— Увы, ты наткнулся нa самую большую слабость эльфов: наше тщеславие. Мы любим красоту во всех ее проявлениях и стремимся воплотить этот идеал в собственной внешности. Именно поэтому нас и называют Светлым или Прекрасным народом. Каждый эльф выглядит в точности так, как того пожелает сам. Едва познакомившись с заклинаниями роста и придания формы, они начинают улучшать свою внешность, полагая, что так она будет лучше соответствовать их прекрасному внутреннему миру. Это отнюдь не всегда так, но тем не менее многие эльфы прибегают не только к эстетическим переменам своего облика, но и меняют строение собственного тела, приспосабливаясь к той или иной местности или условиям проживания.
Ты и сам увидишь это на праздновании Агэти Блёдрен. Такие эльфы зачастую больше похожи на животных или растения.
Однако же преобразование энергии и перекачка ее в живое существо — это совсем не то, что насыщение энергией неодушевленного объекта. Очень немногие материалы способны сохранять накопленную энергию; большая их часть либо позволяет энергии рассеяться, либо же они сами становятся настолько заряженными, что к ним нельзя даже прикоснуться, ибо тебя тут же пронзит мощная молния. Мы выяснили, что лучше всего сохраняют энергию драгоценные и полудрагоценные камни, а вот кварц, агат и прочие поделочные камни гораздо менее пригодны для этого. Лучше всего, конечно, алмаз, но, в общем, использовать можно почти любой камень. Именно поэтому, кстати сказать, мечи Всадников почти всегда украшены довольно крупными драгоценными камнями, вделанными в рукоять. И наоборот, подаренное тебе гномами ожерелье — целиком выполненное из металла — высасывает из тебя энергию, чтобы подкрепить заключенные в нем чары, поскольку металлы энергию не удерживают.