Все это время Эрагон тщетно пытался перехватить взгляд Арьи, но она смотрела только на Оромиса.
— Эрагон!
Эрагон вздрогнул и, глупо хлопая глазами, очнулся от мечтаний и посмотрел на эльфа.
— Да, учитель?
— Во время занятий нельзя думать о посторонних вещах, Эрагон. Я хочу, чтобы ты сделал еще один фэйртх. Открой душу и сосредоточься.
— Хорошо, учитель.
Эрагон растерянно крутил в руках табличку. Руки у него стали влажными при мысли о том, что его работу будут судить также Орик и Арья. Ему очень хотелось хорошо выполнить задание и доказать гному, что Оромис — отличный учитель, но он никак не мог сосредоточиться на сосновых иголках и смоле. Арья притягивала его, точно рудная жила — магнит; все его мысли вертелись вокруг нее, как он ни старался отвлечься.
Убедившись, что не в силах бороться с самим собой, Эрагон мысленно представил себе Арью, на что ему потребовалось всего несколько мгновений, ибо он знал ее черты лучше, чем свои собственные, и произнес заклинание на древнем языке, вложив в него все свое преклонение перед прекрасной эльфийкой, всю свою любовь и… страх.
Результат превзошел все его ожидания; он на минуту просто потерял дар речи.
На фэйртхе ему удалось изобразить голову и плечи Арьи на фоне довольно темном и неразборчивом, но в глазах ее словно светились отблески костра, и вся она казалась совсем не такой, как в действительности. Но такой, какой ее себе представлял сам Эрагон: загадочной, прекрасной, самой прекрасной женщиной на свете. В изображении было немало недостатков, однако же оно дышало необычайной страстностью и силой. «Неужели я вижу ее именно такой?» — думал Эрагон. В лице изображенной им женщины явственно читались мудрость и безусловная власть над противоположным полом — та, что сродни магии.
Словно откуда-то издалека до него донесся голос Сапфиры: «Будь осторожен…»
— Ну, покажи-ка, что ты там сотворил, Эрагон? — И Оромис протянул руку.
— Я… я не знаю. — Эрагон не сразу отдал эльфу фэйртх, и тому пришлось некоторое время стоять с протянутой рукой. Эрагону страшно не хотелось, чтобы кто-то еще увидел его работу, особенно Арья. Пауза явно затягивалась. Наконец Эрагон разжал стиснувшие фэйртх пальцы и отдал его Оромису.
Лицо эльфа мгновенно посуровело. Он так посмотрел на Эрагона, что тот даже присел, так тяжел был взгляд старого Всадника. Затем, не говоря ни слова, Оромис передал фэйртх Арье.
Она низко склонилась над портретом, и волосы скрыли ее лицо, но Эрагон видел, как напряглись вены у нее на руках, стиснувших фэйртх. Руки у нее слегка дрожали.
— Ну, и что там такого особенного? — заинтересовался Орик.
Подняв табличку над головой, Арья изо всей силы бросила ее на землю, так что изображение разлетелось на тысячу осколков. Затем она резко выпрямилась и, не глядя на Эрагона, с величайшим достоинством удалилась, тут же исчезнув в лесу.
Орик поднял один из осколков, но на нем ничего не было видно. Изображение исчезло, как только разбилась табличка. С досады гном даже дернул себя за бороду.
— Я столько лет знаю Арью, но ни разу не видел, чтобы она вот так вышла из себя. Никогда! Что же ты такое изобразил, Эрагон? — удивленно спрашивал он.
И Эрагон, все еще плохо соображая, честно ответил:
— Ее портрет.
Орик нахмурился, явно озадаченный:
— Портрет? Но почему же это так…
— Мне кажется, тебе сейчас лучше уйти, — сказал ему Оромис. — Урок все равно закончен. Приходи завтра или послезавтра, если хочешь получить более ясное представление об успехах Эрагона.
Гном подмигнул Эрагону, кивнул, бросил осколок и стряхнул с рук землю.
— Да, пожалуй, я так и сделаю. Спасибо, что уделил мне время, Оромис-элда. Я этого не забуду. — И он тоже двинулся к лесу, на ходу бросив Эрагону: — Я буду в общем зале Дома Тиалдари, приходи, если захочешь поговорить.
Когда Орик ушел, Оромис приподнял край своей туники, опустился на колени и принялся собирать осколки фэйртха. Эрагон тупо смотрел на него, не в силах двинуться с места.
— Но почему? — вырвалось у него вдруг.
— Возможно, потому, — отвечал Оромис, — что ты ее испугал.
— Испугал? Арью? Но она же ничего не боится! — И, уже произнося эти слова, Эрагон догадался, что это совсем не так. Просто Арья лучше многих умеет скрывать свои страхи. Он тоже принялся собирать осколки и, подавая один из них Оромису, снова спросил: — Да и зачем мне было пугать ее? Прошу тебя, учитель, объясни!
Оромис встал, подошел к ручью и ссыпал осколки вводу.
— Фэйртх способен показать лишь то, что хочешь ты сам. С его помощью можно солгать, можно создать ложный образ, хотя для этого и нужно несколько больше умения, чем пока есть у тебя. Арье это прекрасно известно, а потому она поняла: этот фэйртх в точности отразил твои к ней чувства.
— Но чем же он мог ее напугать? Оромис печально улыбнулся:
— Тем, что обнажил всю глубину своей безумной любви. — Он снова соединил концы пальцев в изящные арки. — Хорошо, давай поговорим, Эрагон. Если люди твоего возраста уже могут считать себя взрослыми, то в глазах эльфов ты всего лишь мальчик, ребенок. (Эрагон нахмурился: примерно то же самое говорила ему и Сапфира.) Обычно я не склонен сопоставлять возраст людей и эльфов, но поскольку ты разделишь с нами способность жить долго, то и судить тебя следует по нашим меркам.
А кроме того, ты — Всадник. Мы все очень рассчитываем на твою помощь в борьбе с Гальбаториксом. И если тебя что-то отвлечет от подготовки к ней, это может обернуться большой бедой для всех в Алагейзии.
И потом, как, по-твоему, Арья должна была реагировать на твое невольное признание? Это же ясно, что ты видишь ее в некоем романтическом свете, но при всем добром отношении Арьи к тебе — в коем я лично совершенно не сомневаюсь, — союз между вами невозможен из-за твоей молодости, из-за того, что вы принадлежите к разным народам, у вас разные культуры и многое другое. Но главное — из-за твоих обязанностей Всадника. Она не станет ссориться с тобой, опасаясь, что это повредит твоим занятиям. К тому же, будучи дочерью королевы, она обязана быть внимательной и ни в коем случае не обижать Всадника, особенно если от него зависит столь многое… В любом случае, даже если бы вы были подходящей парой, Эрагон, она все равно не стала бы поощрять твои ухаживания, ибо все свои силы ты должен посвятить первоочередной задаче сегодняшнего дня. Да, Арья наверняка пожертвовала бы даже своим счастьем во имя этой великой цели! — От волнения голос Оромиса звучал хрипловато. — Ты должен понять, Эра-гон: самое важное сейчас — уничтожить Гальбаторикса. Все остальное будет гораздо проще. — Оромис помолчал, ласково поглядывая на Эрагона, и прибавил: — Разве при подобных обстоятельствах так уж странно, что Арья испугалась? Ведь твои чувства к ней могут поставить под угрозу все, ради чего мы столько трудились!