— И ты хочешь сказать, что это никогда не повторится?
Он горько усмехнулся:
— Обещать это было бы совершенно бессмысленно! — Арья промолчала, и он поспешил исправиться. — Ладно, неважно. Я действительно не хотел бы впредь беспокоить тебя, даже если бы ты… — И он прикусил язык, не дав себе закончить эту фразу и понимая, что иначе ему придется горько об этом пожалеть.
Арья посмотрела на него почти ласково.
— Ты должен понимать, Эрагон: я просто стараюсь уберечь тебя от излишних страданий.
— Я понимаю, — ответил он без особой убежденности.
Повисла неловкая пауза, и Арья спросила:
— Как прошел ваш полет? Надеюсь, благополучно?
— Да, вполне.
— И в пустыне никаких затруднений не возникло?
— А что, должны были возникнуть?
— Да нет, я просто спросила… — И она, склонившись к нему еще ближе, совсем тихо спросила: — А сам-то ты как, Эрагон? Как тебе жилось все это время? Я слышала твой отчет Насуаде, но ты упомянул лишь про то, что тебе исцелили спину.
— Я… — Ему хотелось солгать, чтобы она не догадалась, как сильно ему ее не хватало; но лжи древний язык не допускал, и на какое-то время Эрагон превратился в немого, решив в итоге прибегнуть к знаменитой уловке эльфов — когда говорится только часть правды и создается впечатление, полностью этой правде противоположное. — Мне сейчас действительно намного лучше, чем прежде, — сказал он, имея в виду исключительно собственную спину.
Но убедить Арью ему все же не удалось. Хотя настаивать она не стала, лишь заметила:
— Что ж, и это уже неплохо. — Тут из шатра донесся голос Насуады, и Арья всполошилась: — Меня ждут, Эрагон. Да и тебя тоже — но в другом месте. Вскоре нам предстоит решающая битва. — И она, подняв полог шатра, шагнула внутрь, но чуть задержалась и совсем тихо прибавила: — Будь осторожен, Эрагон, Губитель Шейдов.
И исчезла.
А Эрагон в смятении стоял на том же месте, отлично сознавая, что в их с Арьей отношениях ничего не изменилось, хоть он и добился того, к чему так стремился. В душе у него все кипело от отчаяния. Сжав кулаки и опустив плечи, он уставился в землю, ничего не видя перед собой, и даже вздрогнул, когда Сапфира осторожно ткнула его носом в плечо.
«Пошли, малыш, — тихонько сказала она. — Не век же тебе здесь стоять. А у меня от седла уже вся спина чешется».
Эрагон подошел к ней и потянул за один из боковых ремней, но ремень застрял в пряжке, и это настолько разозлило Эрагона, что он чуть не порвал проклятое крепление. Наконец, расстегнув все пряжки, он столкнул седло вместе с седельными сумками на землю, и Сапфира, с облегчением расправив могучие плечи, выдохнула: «Уфф! Так-то гораздо лучше!»
Эрагон вытащил свои доспехи и стал надевать их: натянул поверх подаренной эльфами рубашки тонкую кольчугу; застегнул на ногах украшенные гравировкой наголенники, а на локтях — инкрустированные наручи; надел на голову стеганый кожаный подшлемник, а на плечи — бармицу из закаленных стальных колец; водрузил на голову серебряный с золотом шлем; и наконец натянул кольчужные рукавицы.
Опоясавшись поясом Белотха Мудрого, он пристегнул к нему Заррок, а на спине закрепил колчан со стрелами, оперенными перьями белого лебедя, и лук, подаренные ему Имиладрис. Лук, к счастью, помещался в колчан даже в натянутом состоянии.
Сунув остальные сумки с вещами — своими и Орика — в шатер, Эрагон и Сапфира отправились разыскивать Трианну, ныне возглавлявшую тайное общество Дю Врангр Гата. Но не успели они сделать и несколько шагов, как Эрагон почувствовал, что кто-то незаметно пытается проникнуть в его мысли, и резко повернулся в ту сторону, откуда исходила магическая энергия.
Шагах в пятнадцати от него стояла маленькая зеленая палатка. Рядом был привязан ослик. Слева от палатки над языком пламени, вырывавшимся из земли и испускавшим мерзкий запах серы, на железном треножнике висел закопченный железный котел. Рядом с котлом были натянуты веревки с пучками паслена, болиголова, рододендрона, можжевельника, а также кора тисового дерева и множество грибов: бледная поганка, пятнистый мухомор и тому подобные, которые Эрагон тут же узнал благодаря урокам Оромиса, научившего его разбираться в ядах. Возле котла, помешивая свое варево здоровенной деревянной ложкой, стояла Анжела-травница. И у ее ног, разумеется, сидел кот-оборотень Солембум.
Кот трагически мяукнул, и Анжела, подняв от котла глаза, посмотрела на Эрагона. Ее вьющиеся волосы грозовым облаком окутывали блестевшее от пота лицо. Смотрела она довольно хмуро, отчего лицо, подсвеченное снизу трепещущим зеленым пламенем, казалось физиономией призрака или вампира.
— Вернулся, значит!
— Вернулся, — отвечал Эрагон.
— И это все, что ты можешь сказать? Эльву уже видел? Видел, что ты с бедной девочкой сотворил?
— Да. И я уже…
— Уже! — вскричала Анжела. — Ишь, немногословный какой! Столько времени просидел в Эллесмере, учился, учился у эльфов, а только и научился «да» или «нет» отвечать! Ну и тупица же ты, скажу я тебе! Любой болван, сотворивший такое, заслуживает…
И Эрагон, сцепив за спиной руки, долго и терпеливо выслушивал перечень тех кар — описанных Анжелой весьма конкретно и даже изобретательно, — которые следовало бы обрушить на его голову. В гневе своем она умудрилась даже высказать весьма гнусный намек на то, что одна из прабабок Эрагона, видно, совокуплялась с ургалом, что теперь, естественно, и сказывается. Любого другого, кто осмелился бы так оскорбить его, Эрагон незамедлительно вызвал бы на дуэль, но Анжелу он слушал молча, безропотно решив дать ей до конца излить все мрачные пророчества относительно того ужасного будущего, которое неизбежно его ожидает. Ярость и гнев Анжелы он считал вполне оправданными: он ведь действительно совершил страшную ошибку.
Когда травница наконец замолчала, чтобы перевести дыхание, он заметил:
— Ты совершенно права. И я непременно постараюсь снять чары, как только битва будет закончена.
Анжела три раза моргнула и снова уставилась на него неподвижными глазами; рот у нее был вопросительно полуоткрыт, но вопрос свой она задала не сразу. Подозрительно прищурившись, она спросила:
— Это ты говоришь, просто чтоб меня успокоить?
— Вовсе нет.
— Неужели ты действительно хочешь попытаться снять с Эльвы заклятие? Я всегда считала такие заклятия необратимыми.
— Эльфы открыли мне много нового в искусстве владения магией.
— Ах, вот как? Ну что ж… Это хорошо, если тебе удастся решить столь трудную задачу. — И Анжела вдруг широко улыбнулась. Затем подошла к Сапфире и похлопала ее по плечу, точно лошадь: — Рада тебя видеть, Сапфира. А ты здорово подросла!
«И я тебе рада, Анжела».
Анжела, совершенно успокоившись, вновь вернулась к своему вареву, и только тогда Эрагон решился заметить: