«Ты не возражаешь, если я посещу Кельбедиль?» — спросил он ее.
«Ступай, если так надо. Но непременно возьми с собой Заррок».
Эрагон последовал ее совету, заодно сунув за пазуху и свиток Насуады — для пущей сохранности.
Когда он подошел к воротам замка, сделанным из грубо обтесанных бревен, пятеро гномов отворили их и тут же обступили Эрагона плотным кольцом, внимательно осматривая прилегающие улицы. Охрана осталась при нем и тогда, когда он шел к внешним воротам Тарнага.
По спине у Эрагона поползли мурашки. Город казался неестественно пустым; двери заперты, окна закрыты ставнями. Немногочисленные прохожие, попадавшиеся им навстречу, отворачивались или поспешно сворачивали в боковые проулки. «Да ведь они же боятся, что их увидят рядом со мной! — догадался Эрагон. — Боятся клана Аз Свелдн рак Ангуин!» Теперь ему хотелось одного: поскорее убраться с этих неприветливых улиц. Эрагон уже поднял было руку, собираясь постучаться в первую же дверь, но не успел: дверь скрипнула, отворилась, и какой-то гном в черном одеянии жестами пригласил его войти внутрь. Эрагон покрепче стиснул рукоять меча и вошел, оставив охрану снаружи.
Первое, что его поразило, это удивительно яркие цвета всего, что оказалось за неприметной дверью. Ярко-зеленый газон раскинулся вокруг белоснежной, обнесенной колоннами громады Кельбедиля; дикий виноград плащом обвивал старинные стены, высоко поднимаясь над землей по волосатым прочным канатам; на остроконечных резных листьях самоцветами поблескивали капли росы. И надо всем этим, уступая по высоте лишь вершинам гор, парил прекрасный мраморный купол, украшенный тонкой золотой насечкой.
Воздух здесь был пропитан запахами цветов и благовоний, которые, смешиваясь, составляли такой неземной аромат, что Эрагону казалось, можно прожить, питаясь одним лишь этим дивным ароматом.
И наконец, в Кельбедиле стояла необычайная тишина. Ее нарушал порой лишь стук башмаков служителей храма по мозаичным плиткам пола. Эрагон отчетливо расслышал шелест крыльев грача, пролетевшего у него над головой.
Гном снова приветливо кивнул и быстро пошел по главной дорожке к храму, знаками предлагая Эрагону следовать за ним. Когда они вошли под своды Кельбедиля, Эрагон не сумел сдержать возгласа восхищения теми, кто строил и содержал этот прекрасный храм. Стены его были усыпаны самоцветами самой разнообразной огранки — во всех случаях, впрочем, безупречной. Стыки стен с полом и потолком украшала отделка из червонного золота. Жемчуг и серебро придавали убранству залов особый благородный оттенок. Полупрозрачные перегородки, вырезанные целиком из желтовато-зеленого жада, отделяли одно помещение от другого.
Никаких гобеленов или иных тканых украшений в храме не имелось. Гномы заменили их многочисленными статуями сказочных чудовищ и богов, сошедшихся порой в жестокой схватке.
Поднявшись по лестнице, провожатый Эрагона отворил небольшую дверцу, обитую медными листами, позеленевшими от времени и украшенными прихотливым орнаментом. Они оказались в пустой комнате с деревянным полом и стенами, сплошь увешанными оружием и воинскими доспехами; там же Эрагон заметил и такое же деревянное древко с двумя сабельными клинками на концах, каким сражалась Анжела во время битвы при Фартхен Дуре.
Здесь же был и Ганнел; он упражнялся в фехтовании, сражаясь одновременно с тремя молодыми гномами. Полы рубахи Ганнел завязал на поясе, обеспечивая себе большую свободу движений; лицо его казалось каким-то яростно-спокойным, брови насуплены. Длинное деревянное древко с двумя клинками так и мелькало в его руках, легко отражая атаки затупленных мечей, свистевших вокруг него, точно сердитые оводы.
Двое гномов принялись было теснить Ганнела, но он молнией метнулся мимо них, подсекая их и угрожая снести им головы. В итоге ему удалось повалить обоих на пол, а последнего своего противника разоружить серией блестящих ударов и выпадов. Эрагон невольно усмехнулся.
Заметив его, Ганнел тут же отпустил всех остальных, и Эрагон спросил:
— Неужели все в клане Кван так великолепно владеют клинком? По-моему, довольно странное умение для жрецов храма.
— Но ведь и мы обязаны уметь защитить себя, — возразил Ганнел. — По нашей земле бродит немало врагов.
Эрагон кивнул и снова спросил:
— А что это за оружие с двумя клинками? Я нигде не встречал ничего подобного. Такую штуку я видел лишь однажды — во время битвы при Фартхен Дуре. У одной колдуньи по имени…
Ганнел не дал ему закончить и даже зашипел от досады.
— Анжела! — Он недовольно покачал головой. — Она выиграла этот посох-меч у одного нашего жреца, играя с ним в загадки. Довольно-таки гнусный трюк, ибо лишь членам клана Кван разрешено пользоваться хутхвирами. Но она и Арья… — Он не договорил. Помолчав, он пожал плечами, подошел к маленькому столику, где стоял кувшин с элем, и, наполнив две кружки, одну передал Эрагону. Только после этого он снова заговорил: — Я пригласил тебя сегодня по просьбе Хротгара. Раз уж ты принял его предложение и вступил в Дургримст Ингеитум, мне надлежит теперь познакомить тебя с нашими обычаями и верованиями.
Эрагон молча слушал его, маленькими глотками прихлебывая эль. Луч света упал Ганнелу на лоб, и щеки его сразу как бы провалились, исчезнув в глубокой тени.
— Никогда прежде, — заметил Ганнел, — мы не посвящали в наши тайные верования никого из представителей иных народов, так что и ты не будешь иметь права говорить о том, что узнаешь, ни с людьми, ни с эльфами. Однако же без этих знаний тебе никогда не понять, что значит быть настоящим кнурла. Ты породнился с кланом Ингеитум, и наша плоть, кровь и честь теперь едины. Ты это понимаешь?
— Да.
— Хорошо. Тогда идем.
Держа в руке кружку с элем, Ганнел вместе с Эрагоном покинул зал для фехтования и повел его куда-то по великолепным коридорам храма. Наконец они остановились в арочном проходе, за которым открывался огромный зал, окутанный дымком благовоний. Сквозь этот дымок проступали очертания статуи, возвышавшейся от пола до потолка и непривычно грубо высеченной из коричневого гранита. У изваяния было лицо гнома, смотревшего так мрачно, что Эрагон даже слегка оробел.
— Кто это? — спросил он.
— Гунтера. Правитель богов. Он — великий воин и ученый, но обладает чрезвычайно переменчивым нравом, и мы, дабы завоевать его расположение, сжигаем у подножия его статуи особые жертвоприношения. Особенно в дни солнцестояния, перед севом и уборкой урожая, а также когда кто-то из гномов умирает или родится. — И Ганнел, как-то странно согнув руку, низко поклонился статуе. — Именно Гунтере мы молимся перед сражениями, ибо это он взрыхлил нашу землю, очистив ее от костей великана, и установил в нашем мире порядок. Все наши владения принадлежат Гунтере.
Затем Ганнел показал Эрагону, как следует правильно оказывать божеству знаки почтения, и разъяснил значение тех слов, которые произносят во время торжественной клятвы. Рассказал он и о том, что курящееся в храме благовоние символизирует жизнь и процветание. Ганнел с явным удовольствием пересказал и множество легенд, сложенных о Гунтере: о том, как этого бога на заре рождения Вселенной родила волчица, а появился на свет он уже совершенно взрослым, сложившимся воином; о том, как он сражался с чудовищами и великанами, дабы отвоевать место в Алагейзии для своего народа; о том, как он взял в жены Килф, богиню рек и морей.