— Что скажешь теперь, Вермунд? — спросил Ганнел, требовательно глядя на этого вождя с укрытой пурпурным шарфом физиономией.
Тот встал, огляделся, так и впиваясь взглядом по очереди в каждого из сидевших за столом вождей, и только потом заговорил:
— Вот что я скажу, а вы слушайте меня хорошенько, гримстборит: если какой-то из кланов, наслушавшись этих фальшивых обвинений, поднимет свой боевой топор против Аз Свельдн рак Ангуин, мы будем считать это началом войны и ответим соответствующим образом. Если же вы заключите меня в тюрьму, мой клан и это сочтет сигналом к началу войны. (Эрагон заметил, как дрогнул шарф на лице у гнома, и подумал, что Вермунд, похоже, еще и улыбается.) Если же кто-то из вас посмеет тем или иным способом — сталью или словами — нанести нам удар, то, сколь бы легким этот удар ни оказался, мы тоже сочтем это началом войны и действовать будем соответственно. Так что если вы не желаете ввергнуть наше королевство в кровавые распри, я предлагаю развеять по ветру все выводы и последствия нынешней дискуссии и продолжить мирным путем решать вопрос о том, кто же станет следующим правителем кнурлан, кто займет наш гранитный трон после Хротгара.
Вожди кланов так долго после этого выступления хранили молчание, что Эрагону пришлось даже язык себе прикусить, чтобы удержаться, не вспрыгнуть на стол и не обрушить меч на голову Вермунда, раз уж гномы не решаются вздернуть его за совершенные им преступления на виселицу. Но он помнил, что обещал Орику во всем следовать его указаниям и держать себя в руках на протяжении всего заседания Совета.
«Орик — вождь моего клана, и я обязан ему подчиняться, — убеждал себя Эрагон. — Пусть он отвечает своему противнику так, как сам считает нужным».
Тут Фреовин расцепил пальцы, прихлопнул по столу своей пухлой ладошкой и хриплым баритоном негромко, хотя в этой тишине голос его разнесся по всему залу, заявил:
— Ты опозорил весь наш народ, Вермунд! И если мы не накажем тебя за это должным образом, это станет для нас еще одним бесчестьем!
Пожилая Хадфала, смешав свои исписанные рунами листы, поддержала Фреовина:
— Ну ответь, чего ты хотел добиться, убив Эрагона? Ведь ты обрек бы всех нас на гибель! Даже если вардены и смогли бы без Эрагона свергнуть Гальбаторикса, то представь себе, какими бедами и несчастьями грозил бы нам гнев Сапфиры, узнавшей, что это гномы убили ее Всадника? Да она бы утопила Фартхен Дур в нашей крови!
Вермунд молчал.
Вновь воцарилась тишина, и вдруг ее нарушил столь неожиданный смех, что Эрагон сперва даже не понял, кто это смеется. Смеялся Орик. И, отсмеявшись, как бы с трудом подавляя вспышку несколько неуместного веселья, он обратился к Вермунду:
— Стало быть, Вермунд, если мы выступим против тебя или против твоего клана Аз Свельдн рак Ангуин, вы сочтете это началом войны? Ну что ж, отлично, тогда мы и не станем выступать против тебя. Зачем? Нет, этого мы делать не станем!
Вермунд сдвинул брови:
— И что тут смешного? Орик снова засмеялся.
— А смешно мне вот отчего, Вермунд: мне пришло в голову то, что не пришло тебе. Ты желаешь, чтобы тебя и твой клан оставили в покое, верно? Ну, хорошо, тогда я предлагаю Совету Вождей выполнить твое желание. Я предлагаю, если Вермунд действовал по собственному разумению, а не как вождь клана, изгнать его за совершенные преступления из Тронжхайма и под страхом смерти запретить ему появляться в пределах нашей столицы. И, как следствие этого, предлагаю относиться впредь к его клану точно так же, как и к нему самому: мы должны исторгнуть клан Аз Свельдн рак Ангуин из наших сердец и из нашей памяти, пока они не заменят Вермунда другим гримстборитхом, который обладает более миролюбивым и спокойным нравом, и пока они не признают свою вину за столь тяжкое преступление и не покаются перед советом вождей, даже если этого нам придется ждать тысячу лет.
Вермунд побледнел, лучики морщинок в углах глаз казались сейчас совсем белыми.
— Вы не осмелитесь!.. Орик улыбнулся:
— Ну почему же? Мы ведь и пальцем никого из твоих людей не тронем. Мы просто забудем про вас, вы превратитесь для нас в пустое место. И торговать с кланом Аз Свельдн рак Ангуин мы больше не будем. Неужели ты объявишь нам войну по той причине, что мы ничего против тебя не предприняли, Вермунд? Ибо если Совет согласится с моим предложением, то так это и будет: мы ровным счетом никаких шагов против вас предпринимать не станем. Или ты под угрозой меча заставишь нас покупать твой мед, твои ткани и твои аметистовые браслеты? Да у тебя на это просто воинов не хватит. — И, повернувшись к остальным вождям, Орик спросил: — Ну, а вы что на это скажете?
Как ни странно, но решение этого вопроса заняло у совета совсем немного времени. Один за другим вожди кланов вставали и голосовали за предание клана Аз Свельдн рак Ангуин полному забвению. Даже Надо, Галдхим и Хавард — старинные союзники Вермунда — поддержали предложение Орика. И с каждым поданным против него голосом Вермунд все больше бледнел и в итоге больше стал похож на привидение, по-прежнему скрывающее свой лик под пурпурным шарфом.
Когда голосование завершилось, Ганнел, простирая руку в сторону распахнутых дверей, громогласно заявил:
— Вон отсюда, варгримстн Вермунд! Ты сегодня же покинешь Тронжхайм, и пусть никто из клана Аз Свельдн рак Ангуин не смеет беспокоить Совет Вождей, пока не будут выполнены предъявленные вам требования. А до этого все вы будете считаться изгоями. Но помни: хоть кнурлан твоего клана и смогут со временем очиститься от бесчестья, ты, Вермунд, навсегда останешься варгримстн, до самого своего смертного часа. Такова воля Совета Вождей. И Ганнел сел.
А Вермунд все продолжал стоять, опираясь о стол, и плечи его вздрагивали от сдерживаемых эмоций, суть которых Эрагон разгадать был не в силах.
— Это не я, а вы опозорили наш народ и предали наши интересы! — проворчал вдруг Вермунд. — Всадники и их драконы уничтожили почти весь мой род за исключением Ангуин и ее телохранителей. Неужели вы думаете, что мы можем об этом забыть? Неужели вы полагаете, что мы способны это простить? Ха! Да я плюю на могилы ваших предков! Мы, по крайней мере, еще не лишились своих бород! И не станем плясать под дудку этой марионетки, которой так ловко управляют эльфы, ибо наши погибшие предки все еще взывают об отмщении!
Эрагон пришел в бешенство, когда ни один из вождей ни слова не ответил Вермунду на его гнусную обвинительную тираду. Он уже собрался сам ответить ему, как умеет, может быть, и в самых изысканных выражениях, но тут заметил, что Орик бросает на него предостерегающие взгляды и еле заметно качает головой. Лишь с огромным трудом Эрагон сдержал свой гнев, продолжая все же удивляться тому, что Орик позволяет всем этих гнусным обвинениям остаться без ответа.
«А что, если и сам Орик?.. Очень похоже, что и он…» Оттолкнувшись от стола, Вермунд выпрямился, сжал кулаки, гордо расправил плечи и снова заговорил, со все возрастающей страстностью понося и унижая вождей. Потом, не видя реакции на свои оскорбления, он, похоже от отчаяния, заорал изо всех сил, но и это осталось без ответа.