Молодых людей остановил властный голос Эулалии:
— Я и вправду ничем не могу помочь Томасу де Ромеу, зато я могу кое-что сделать для вас.
Старуха решила купить имущество семьи, начиная от ветхого барселонского дома и кончая заброшенными поместьями в отдаленных провинциях, заплатив за них щедро и без промедления, чтобы девушки получили небольшой капитал и могли начать новую жизнь там, где их никто не знает. Сеньора де Кальис была готова присласть нотариусов со всеми необходимыми бумагами уже на следующий день. Кроме того, она обещала уговорить военного коменданта Барселоны, чтобы тот разрешил узнику попрощаться с дочерьми и подписать документы о передаче имущества до того, как за ним явятся королевские чиновники.
— Вы хотите избавиться от моей сестры, чтобы она не вышла за вашего племянника! — вскричала Исабель, дрожа от ярости.
Эулалия вздрогнула, как от пощечины. С тех пор как умер муж старой сеньоры, никто не смел повышать на нее голос. К счастью, среди несомненных достоинств доньи Эулалии значилось умение владеть собой и принимать горькую правду. Сосчитав про себя до тридцати, она снова заговорила.
— Вы не в том положении, чтобы отказываться. Все очень просто: вы уедете, как только получите деньги, — произнесла старуха.
— Ваш племянник принуждал мою сестру выйти за него, а теперь вы принуждаете ее не делать этого!
— Довольно, Исабель, прошу тебя! — проговорила Хулиана, вытирая слезы. — Я приняла решение. Благодарю вас, ваше сиятельство, мы согласны. Когда мы сможем увидеть нашего отца?
— Скоро, дитя мое. Я сообщу вам, — заверила довольная Эулалия.
— Пусть ваш нотариус приходит завтра в одиннадцать. Прощайте, сеньора.
Эулалия выполнила свое обещание. На следующий день, ровно в одиннадцать, в дом де Ромеу явилась троица нотариусов, чтобы осмотреть, описать и оценить имущество и вынести свой вердикт. Согласно их заключению, семья не просто потеряла значительную часть своего капитала, а находится на грани банкротства. На оставшиеся средства девушки не смогли бы вести такую жизнь, к которой они привыкли. Нотариусы добросовестно выполнили волю своей госпожи. Предлагая девушкам сделку, Эулалия думала не о собственной выгоде, а о том, чтобы помочь бедняжкам. Так она и поступила. Однако сестры, не имевшие понятия о том, сколько стоит хлеб на рынке, не могли оценить ее щедрости. Они не знали, сколько можно выручить за продажу дома и загородных имений. Диего разбирался в коммерции не лучше сестер. Между тем Эулалия заплатила за имущество Томаса сумму, вдвое превышавшую его реальную цену. Как только законники подготовили бумаги, она устроила девушкам свидание с отцом.
Цитадель представляла собой уродливый пятиугольник из камня, бетона и дерева, построенный в 1715 году голландским архитектором. Она была оплотом военной мощи Бурбонов в Каталонии. Крепость окружали крепкие стены с бастионами на каждом из пяти углов. Казалось, что мрачное сооружение царит над городом. Чтобы построить нерушимую твердыню, войска короля Филиппа V разрушили целые кварталы, больницы, монастыри, всего тысячу двести домов, и вырубили окрестные леса. Страшная крепость и ее зловещая слава висели над городом, подобно темному облаку. То был каталонский близнец Бастилии, символ тирании. Цитадель не раз занимали иноземные войска, в ее застенках нашли смерть многие тысячи узников. Бывало, что людей вешали прямо на стенах бастионов, чтобы устрашить народ. Поговорка гласила, что легче убежать из преисподней, чем из барселонской Цитадели.
Жорди отвез Диего, Хулиану и Исабель к главному входу, где они предъявили добытый Эулалией де Кальис пропуск. Кучер остался ждать на улице, а молодые люди отправились в крепость в сопровождении четырех солдат, вооруженных ружьями и штыками. Их самих будто вели на казнь. За стенами Цитадели стоял холодный, но солнечный день, воздух был свеж, а небо высоко. Море сверкало, точно серебряное зеркало, и беспечные солнечные зайчики плясали на белых стенах. В крепости стояла вечная зима. За всю долгую дорогу от ворот к главному зданию никто не проронил ни слова. Вход в мрачную обитель предваряла массивная дубовая дверь с железными клепками, а за ней начинался лабиринт длинных коридоров, где эхо долго повторяло человеческие шаги. По коридорам гуляли сквозняки, всюду висел тяжелый дух казармы и тюрьмы. Крыша протекала, и на стенах образовались пятна плесени. Посетители проходили комнату за комнатой, и всякий раз за спиной у них закрывались тяжелые двери. Казалось, будто с каждым шагом они все больше удаляются от мира живых и свободных людей и углубляются во чрево гигантского чудовища. Девушки не могли скрыть дрожь, и даже Диего в тревоге спрашивал себя, выйдут ли они живыми из этого злосчастного места. Наконец молодые люди достигли вестибюля, где им пришлось бесконечно долго ждать, стоя на ногах, и все это время солдаты не спускали с них глаз. Потом посетителей провели в маленький кабинет, все убранство которого составляли грубо отесанный стол и несколько стульев, где их принял один из офицеров гарнизона. Офицер бросил взгляд на пропуск, обратив внимание на подпись и печать, но читать он, по всей видимости, не умел. Потом он молча вернул документ Диего. Это был человек лет сорока, с гладким лицом, стальными волосами и глазами удивительного небесного оттенка, почти фиалковыми. Обратившись к молодым людям по-каталански, он сообщил, что на свидание с заключенным отводится четверть часа и что к нему запрещено приближаться больше чем на три шага. Диего объяснил, что заключенный должен подписать бумаги и ему понадобится время, чтобы их прочитать.
— Прошу вас, господин офицер! Это наше последнее свидание с отцом. Позвольте нам обнять его! — с дрожью в голосе воскликнула Хулиана, опускаясь на колени.
Старый солдат отшатнулся, объятый ужасом и жалостью, Исабель и Диего бросились поднимать Хулиану, но девушка отказывалась встать на ноги.
— Боже милостивый! Встаньте, сеньорита! — нетерпеливо воскликнул офицер, но тут же смягчился и, протянув Хулиане руки, бережно поднял ее с колен. — У меня тоже есть сердце, дитя мое. Я и сам отец, и мне понятно ваше горе. Решено, я оставлю вас наедине на полчаса и позволю показать ему документы.
Офицер приказал привести заключенного. Пока конвоиры ходили за узником, Хулиана смогла взять себя в руки и приготовиться к встрече. Вскоре в комнату вошел Томас де Ромеу в сопровождении двух солдат. Заключенный оброс бородой, был грязен и измучен, но кандалы с него сняли. Томас не мылся и не брился несколько недель и теперь походил на дикаря и вонял, как бродяга. От скудной тюремной пищи у бывшего гурмана и сибарита ввалился живот, заострившийся нос казался огромным на осунувшемся, бледном лице, щеки, прежде румяные и круглые, обвисли, словно пустые бурдюки, и заросли редкой седой бородой. В первые мгновения дочери не узнали отца, а потом, рыдая, бросились в его объятия. Офицер и конвоиры вышли. Диего хотелось последовать за ними или вовсе исчезнуть, таким невыносимо жутким показалось ему чужое горе. Он отошел к стене и опустил глаза, чтобы не видеть мучительной сцены.
— Полно, девочки, полно, ну успокойтесь, не плачьте, прошу вас. У нас мало времени и много дел, — проговорил Томас, вытирая слезы тыльной стороной ладони. — Мне сказали, нужно подписать какие-то бумаги…