Book.

Быть может, именно благодаря своей изоляции руины в устье реки Куюк являются наиболее хорошо сохранившимися остатками целых сорока пяти фундаментов домов-лодок, обнаруженными на сегодняшний день. Прочие послужили готовым источником камня для туземцев, которые возводили из них круглые дома, крытые тентами, кладовые для мяса и прочие укрытия. Люди культуры Туле, движимые давней враждебностью к строителям этих фундаментов, могли нарочно разрушить некоторые из них, систематически расшатывая и разбирая их стены. И все же, несмотря ни на что, руин уцелело более чем достаточно, чтобы составить ясное представление о том, как первоначально могли выглядеть эти фундаменты, как они были устроены и как конкретно использовались.

По-видимому, для создания кровли над фундаментами, руины которых сохранились в Принц Патрик Саунд на острове Виктория, было достаточно двух 50-футовых кораблей с килем длиной 15 футов.

Хотя длина подобных руин колеблется от тридцати до ста футов, большинство из них имеет протяженность порядка пятидесяти футов. За исключением тех немногих построек, которые предназначались для двух или даже трех кораблей сразу, общее отношение длины фундаментов к их ширине составляет, как правило, 3,5:1, то есть имеет именно такие пропорции, которые типичны для североевропейских кораблей, построенных ок. 1000 г. н э.

Стены фундаментов были достаточно высокими, что позволяло учитывать криволинейные обводы бортов судна, служившего крышей «дома», и обеспечивало сравнительно комфортную высоту «потолков». Высота некоторых из фундаментов достигала четырех футов.

Поскольку в высоких арктических широтах почвы или дерна очень и очень мало, фундаменты эти были сложены целиком из камней (иной раз — весьма крупных каменных глыб), щели между которыми были проконопачены мхами или лишайниками. В субарктических районах подобные фундаменты обычно возводили из дерна, укрепленного камнями. Еще южнее, на границе распространения древесины, фундаменты строили из торфа и грунта, скрепленных деревянными каркасами и сваями, но неумолимое время превратило эти сооружения в едва заметные холмики.

Большинство из них были расположены неподалеку от кромки прилива и разлива во время штормов. В отдельных местах заметны следы расчистки берега от острых каменных глыб, чтобы не допустить повреждения хрупких суденышек о камни, когда их вытаскивали на берег.

Сшитая из шкур ладья длиной около пятидесяти футов, после того как из нее вытаскивали все грузы, балласт и судоходные припасы, оказывалась достаточно легкой, и ее силами полутора десятков членов команды опрокидывали и устанавливали на готовый фундамент. Более крупные и тяжелые корабли приходилось передвигать на катках, а затем их переворачивали и устанавливали на место, используя в качестве рычагов их собственный рангоут.

У таких «домов» была всего-навсего одна (непременно низкая) дверь, расположенная посередине одного из бортов. Никаких окон в таком жилище не было, но тщательно выделанные и промасленные жиром морского зверя шкуры (или, лучше сказать, кожи) были полупрозрачными. В долгие зимние ночи в домах, естественно, имелись светильники (плошки), а в высоких арктических широтах — очаги (напоминающие очаги инуитов). Далее к югу, там, где для отопления можно было использовать дерево, некоторую проблему представлял дым. Но решить эту проблему было несложно: достаточно было прорезать в «крыше» небольшое вытяжное окошко, а затем, перед спуском корабля на воду, накрепко зашить и заделать его.

Примерно так могло выглядеть судно альбанов, опрокинутое кверху дном и служившее временным домом для его команды.

Обогреть достаточно большое внутреннее пространство дома-корабля было делом достаточно трудным. Поэтому в нем устраивались небольшие отапливаемые каморки, навесные потолки и стенки-ширмы для которых делались из шкур животных (преимущественно — северных оленей карибу). Подобное жилище я сам видел на пустошах в Кивэитине и могу подтвердить, что в нем достаточно тепло.

В эпоху их строительства и использования дома из опрокинутых кверху дном лодок служили просторными, вместительными и даже комфортабельными жилищами. В долгие зимние месяцы они обеспечивали едва ли не лучшую защиту от непогоды и голодных животных, оставаясь при этом судами.

Добытчики «валюты» брали все, что встречалось им по пути, но главное внимание сосредоточивали на наиболее ценных объектах промысла. Возглавляли же список валютных товаров моржовые бивни и рога нарвалов. И те и другие животные обычно собирались в полыньях, где на них и охотились с помощью гарпунов.

Разумеется, валютодобывающие стоянки в высоких арктических широтах были «комбинатами», дававшими не только моржовую и нарвалью кость, но и моржовые шкуры, и тюлений жир — так называемую ворвань.

Хотя окаменевшая (добывавшаяся из окаменелостей) смола-битум вплоть до недавнего времени не имела в Северной Европе широкого распространения, при строительстве и ремонте расходовались огромные количества топленого жира, ворвани и дегтя как животного, так и растительного происхождения. Некоторые виды такого дегтя добывались из смол хвойных растений, но основная часть подобной смолы готовилась путем долгой варки (упаривания) жира морских млекопитающих, в результате чего получалась клейкая субстанция, обычно называемая ворванью.

Кораблям — независимо от того, сделаны ли их корпуса из древесины или сшиты из шкур, — требовалось очень много ворвани, смолы и дегтя. Лодки из шкур (особенно в местах швов) приходилось часто пропитывать и смазывать ворванью или дегтем, чтобы придать им водонепроницаемость. Корабли с деревянным корпусом обычно смолили — тщательно обмазывали ветошью, пропитанной дегтем или ворванью. Ворвань, или вар, как иногда называли это вещество, применялась также для осмоления мачт и рангоута, для чего ее предварительно проваривали с другими веществами, получая специальный состав — кахету — для пропитки парусов. Стыки на палубе также пропитывали и герметизировали варом; точно так же поступали и с такелажем. Кроме того, у деревянных судов, плававших в умеренно теплых водах, приходилось смазывать ворванью, или варом, все днище для защиты от корабельного червя-древоточца.

Увы, нам неизвестны все детали процесса, применявшегося добытчиками «валюты» для варки ворвани, но сохранилось одно любопытное свидетельство, оставленное норвежцем, промышлявшим в XIII в. в Гренландии. Особый интерес представляет данное в нем описание исходного сырья.

Вот что пишет средневековый норвежский промысловик:

«Там, в Грейпаре, на крайней оконечности Гренландии, они готовили огромное количество тюленьего жира (ворвани)… Топленая ворвань хранилась в кожаных мешках, которые укладывались в бочки, где и отвердевала, а впоследствии ее разогревали как полагается».