Аннабет покачала головой.
— Оракул сказал «полукровка». Это всегда означает получеловек-полубог. И действительно, нет никого, о ком могла бы идти речь, кроме тебя.
— Тогда почему боги не умертвили меня? Было бы безопаснее меня убить.
— Ты прав.
— Большое спасибо!
— Я не знаю, Перси. Догадываюсь, что кое-кто из богов хотел бы убить тебя, но, возможно, они боятся оскорбить Посейдона. Другие боги… может быть, они до сих пор наблюдают за тобой, стараясь решить, каким героем ты будешь. В конце концов, ты можешь стать орудием их выживания. Вопрос, по существу, стоит так: что ты будешь делать следующие три года? Какое решение ты примешь?
— В пророчестве нет никаких намеков?
Вид у Аннабет стал нерешительный. Может, она и сказала бы больше, но в ту же минуту, словно возникнув ниоткуда, на верхушку нашей самодельной мачты опустилась чайка. Аннабет изумилась, когда птица уронила ей на колени маленькую веточку.
— Земля, — прошептала она. — Где-то поблизости земля!
Я привстал. Да, сомневаться не приходилось: вдали протянулась синяя с бурым полоска. Через минуту я уже мог различить остров с невысокой горой в середине, ослепительно белыми домами, пляжем, испещренным пальмовыми деревьями, и пристанью, у которой скопилось множество самых странных и разнообразных судов.
Течение несло нашу лодку прямо к этому тропическому раю.
* * *
— Добро пожаловать! — сказала женщина, державшая в руках пюпитр с зажимом для бумаг.
Она напоминала стюардессу: синий деловой костюм, безупречный макияж, волосы, собранные хвостиком. Женщина пожала нам руки, и мы вступили на причал. По ослепительной улыбке, которой она одарила нас, можно было бы подумать, что мы сошли с «Принцессы Андромеды», а не с потрепанной шлюпки.
И опять-таки наша лодка была не самой чудной в коллекции плавсредств, собравшихся в порту. Рядом со стайкой увеселительных яхт расположилась американская военная подлодка, несколько выдолбленных из стволов деревьев каноэ и старомодное трехмачтовое парусное судно. Тут же располагалась и вертолетная площадка с вертолетом «Форт Лодердейл», а также — короткая взлетная полоса с «лиарджетом» [13] и пропеллерным самолетом, похожим на истребитель времен Второй мировой войны. Может, все это были копии, на которые могли поглазеть туристы.
— Вы у нас впервые? — осведомилась дама с пюпитром.
Мы с Аннабет переглянулись.
— Ммм… — сказала Аннабет.
— Впервые… в… SPA-салоне, — проговорила женщина, занося наши слова в медицинскую карту. — Ну-ка, посмотрим… — Она критически оглядела нас с ног до головы. — Так. Растительное обертывание для барышни. И разумеется, полный осмотр молодого человека.
— Что? — переспросил я.
Дама была слишком занята, помечая вопросы, на которые хотела получить ответ.
— Вот так! — сказала она с беззаботной улыбкой. — Что ж, уверена, что мадам Ц. захочет побеседовать с вами до начала луау. [14] Пойдемте, пожалуйста.
Вот так все и было. Мы с Аннабет привыкли к ловушкам, особенно к тем, которые на первый взгляд выглядят заманчиво. Поэтому я ожидал, что дама с картой в любую минуту превратится в змею или злого духа. Но, с другой стороны, мы плыли на лодке почти весь день. Мне было жарко, я устал и проголодался, и при упоминании о луау мой желудок уселся на задние лапы и завилял хвостом, как собака, просящая подачки.
— Надеюсь, это нам не повредит, — вполголоса пробормотала Аннабет.
Конечно, навредить оно должно было так или иначе, но мы все же последовали за дамой. Я засунул руки в карманы, где хранил свою волшебную защиту — витамины Гермеса и готовую превратиться в меч ручку, — но чем дальше мы углублялись на территорию курорта, тем быстрее я про них забывал.
Место было удивительное. Куда ни посмотри, везде белый мрамор и голубое море. На одном из склонов горы располагались террасы, плавательные бассейны, соединенные водными горками и водопадами, а также трубами, наполненными водой, по которым можно было плавать. Фонтаны пенились брызгами, образовывая самые немыслимые фигуры — от летящего орла до лошади, скачущей галопом.
Тайсон любил лошадей, и я знаю, что ему эти фонтаны понравились бы. Я едва не обернулся, чтобы увидеть выражение его лица, прежде чем вспомнил: Тайсона больше нет.
— С тобой все в порядке? — спросила Аннабет. — Ты так побледнел.
— Все прекрасно, — соврал я. — Ладно… пошли.
Мы прошли мимо самых разнообразных прирученных животных. Морская черепаха дремала на стопке пляжных полотенец. Спящий леопард растянулся на трамплине для прыгунов в воду. Гости курорта — насколько я видел, только молодые женщины — полулежали в шезлонгах, потягивая фруктовые коктейли или читая журналы, пока на их лицах сохли растительные маски, а маникюрщицы в белых халатах трудились над их ногтями.
Пока мы поднимались по лестнице к тому, что походило на главное здание, я услышал голос поющей женщины. Он плыл по воздуху и убаюкивал. Слова были не на древнегреческом, хотя почти такие же старинные — может, то был минойский. Я понимал, о чем она поет: о лунном свете в оливковых рощах, о красках восхода. И о волшебстве. О каких-то чарах. Казалось, ее голос помогает мне подниматься по лестнице, влечет меня к ней.
Мы вошли в большую комнату, переднюю стену которой целиком составляли окна. Задняя стена была в зеркалах, так что комната казалась бесконечно растянутой в пространстве. Убранство комнаты было дорогим и роскошным, а на столике в углу стояла большая проволочная клетка для щенков или котят. Клетка казалась тут не совсем на месте, но я не слишком задумался над этим, потому что в этот самый момент увидел женщину, чье пение слышал… ух ты!
Она сидела за ткацким станком размером с крупноформатный телевизор. Ее мелькающие руки с поразительным умением ткали цветное полотно. Оно мерцало, словно было трехмерным, наподобие водопада, и настолько реальным, что, казалось, я вижу движение воды и облака, плывущие по этой небесной ткани.
У Аннабет перехватило дыхание.
— Как красиво! — сказала она.
Женщина обернулась. Она оказалась даже прекраснее, чем то произведение искусства, которое она ткала. Ее длинные темные волосы были заплетены в косы золотыми нитями. Зеленые глаза глядели пронзительно, а черное шелковое платье украшал рисунок, который, казалось, движется на ткани: тени животных, черные на черном, как олень, бегущий ночью сквозь лес.
— Тебе нравится ткачество, моя милая? — спросила женщина.
— Ода, мэм, — ответила Аннабет. — Моя мама…
Она запнулась. Нельзя же на каждом углу трубить, что твоя мама Афина изобрела ткацкий станок. Большинство сочтет тебя сумасшедшей и запрет в обитой войлоком комнате.