Он взглянул на часы — полтора часа до полуночи. Кроме нескольких случаев, когда он в это время выполнял срочные заказы, все его воспоминания о новогодних ночах тонули в алкогольном тумане. Он не имел привычки размышлять или сожалеть о прошлом — не знающий ни радости, ни страха, он был одним из тех отпетых ублюдков, кто сделал смерть источником и смыслом своего существования. Когда он причинял другим боль, это вызывало в нем прилив сил и бодрости, хотя порой он все же испытывал к жертвам нечто вроде сострадания. «Больно, приятель? — спрашивал он. — В каком месте больнее всего? Ничего, потерпи еще чуток — скоро я с тобой закончу».
Маккенна рассчитывал покинуть больницу прежде, чем наступит развязка, но интерн и медсестра невольно ускорили дело, на блюдечке поднеся ему нужную информацию; а в столь поздний час уже нельзя было выписаться, не привлекая к себе лишнего внимания. Он пересек улицу, намереваясь вернуться в больницу через амбулаторное отделение.
На тротуаре перед входом стояли в нерешительности мужчина и женщина — молодые и бедно одетые.
— Эй, мистер, — окликнул его мужчина, — не подскажете, когда в первый раз обращаешься, осмотр бесплатный? А то мне говорили, что здесь дерут втридорога.
Маккенна обернулся с порога и оглядел эту парочку — женщина смотрела на него, затаив дыхание.
— Обдерут еще как, будьте уверены, — сказал он. — За прием выкладывай им двадцать баксов, а не заплатишь — тебе же хуже будет.
Засим он вошел в здание и проследовал мимо стеклянных дверей амбулатории, мимо хирургического отделения, где делали срочные операции, не могущие обождать до Нового года, мимо детского отделения, из распахнутой двери которого донесся одинокий истошный вопль, мимо психиатрических палат, погруженных в зловещую тьму. В коридорах ему встретились оживленно болтающие стажеры в повседневной одежде вместо белых халатов, санитар с креслом-каталкой, старуха-негритянка, привалившаяся к плечу седоватого мужчины, молодая женщина в слезах, поддерживаемая с двух сторон врачом и медсестрой. Мимо всей этой жизни с ее страданиями, борьбой и надеждой на лучшее в будущем году проходил Маккенна, профессиональный убийца, избегая встречаться взглядом с людьми, чтобы те не увидели призрака смерти в его глазах.
В своей палате он нажал кнопку вызова медсестры, опрокинул стаканчик портвейна и нетерпеливо повторил звонок. На сей раз пришла мисс Коллинз.
— Долго же вас приходится ждать, — сказал он. — Я пока не собираюсь ложиться. Скоро полночь, хотелось бы хоть как-то встретить Новый год. Может, выйду в галерею, послушаю трезвон и все такое.
— Думаю, это не против правил.
— А вы не составите мне компанию? Хотите немного портвейна?
Выпить мисс Коллинз отказалась, но пообещала зайти перед полуночью. Пожалуй, это была самая смазливая штучка из всех, какие попадались ему за последний год.
После второго стакана портвейна он ощутил приятное возбуждение. Ему представился «мистер Гриффин» этажом ниже, воображающий себя в полной безопасности и, быть может, мирно спящий. Затем представились Оуки, Дудочник Кунео и Вандервер, перед выходом размещающие под одеждой свой арсенал. Он бы охотно к ним присоединился и поучаствовал в развязке, однако сейчас ему, как наводчику, следовало держаться в стороне и обеспечить себе алиби.
Мисс Коллинз явилась без четверти двенадцать, и они вдвоем прошли по коридору до застекленной галереи, из которой открывался вид на город.
— Наверно, я в последний раз встречаю Новый год в этой больнице, — сказала она.
— Вот уж нашла о чем горевать, — откликнулся Маккенна. — Ты слишком хороша для того, чтобы торчать здесь, обмывая всякие мумии.
За минуту до полуночи снаружи стал нарастать шум — сначала еле слышный вдалеке, он быстро докатился до стен больницы, представляя собой смесь гудков, колокольного звона, взрывов петард и треска фейерверков. Через пару минут Маккенна как будто расслышал среди прочего два характерных хлопка совсем неподалеку — так звучат выстрелы из пистолета с глушителем, — но полной уверенности у него не было. Мисс Коллинз периодически выбегала из галереи в коридор проверить, не звонит ли телефон на столе дежурного; и всякий раз Маккенна становился так, чтобы она могла видеть его через стекло.
По прошествии четверти часа какофония за окнами почти стихла.
— Опять разболелась спина, — пожаловался Маккенна. — Помоги мне раздеться — и как насчет массажа?
— Конечно.
На обратном пути в свою комнату он внимательно слушал, не поднялся ли переполох, но в здании было тихо. Значит, все прошло по плану, без непредвиденных осложнений, и потенциально опасный свидетель вместо Нью-Йоркского суда отправился к праотцам.
Сестра склонилась над постелью, натирая его спину спиртовым раствором.
— Сядь рядом, — велел он. — Просто сядь на койку.
Он уже почти прикончил фляжку и чувствовал себя превосходно. Не таким уж пропащим выходил этот новогодний праздник: он чисто сделал свою работу, выпил доброго винца и теперь аппетитная крошка массирует ему спину в постели.
— А ты очень даже ничего себе…
Спустя две минуты ей удалось оторвать руку Маккенны от измятого пояса своего халата.
— Вы с ума сошли! — вскричала она, переводя дух.
— Да ладно тебе корчить недотрогу. Сама же вроде намекала, что я тебе нравлюсь.
— Нравитесь? Вы?! Да у вас в комнате воняет, как в собачьей конуре. Мне к вам даже прикасаться противно!
В дверь коротко постучали, и старшая медсестра позвала мисс Коллинз, которая поспешно оправила фартук и вышла в коридор. Маккенна встал с постели, подкрался к двери и прислушался. Вскоре он различил голос мисс Коллинз:
— Но я никогда прежде этим не занималась, мисс Глисон… Вы сказали, пациент был застрелен…
Затем отрывочно донесся голос другой сестры:
— …а после этого просто свяжете вместе его руки и ноги…
Маккенна тихонько вернулся в постель.
«Обмывают покойного мистера Гриффина, — подумал он. — Вот и славно. Возня с мертвецом поубавит ей спеси».
Он решил покинуть больницу ближе к вечеру следующего дня, когда на улицах сгустятся зимние сумерки. Однако интерн никак не мог определиться с его выпиской и потому пригласил ординатора, заступившего на дежурство после праздников. Ординатор зашел к нему во второй половине дня, когда Маккенна с помощью санитара уже паковал свои вещи.
— Не хотите подождать до завтра, когда появится ваш лечащий врач? — спросил он.
Это был крупный мужчина, державшийся непринужденно и производивший более солидное впечатление, чем интерн.
— Да это же случайный врач, к которому я попал из отеля. Что ему за дело до моих болячек?