— Когда читаешь его текст, все кажется прекрасно, — говорил этот бедолага, — но перепишешь это простым языком, и получается какой-то бред сумасшедшего.
Из конторы мистера Кэннона я отправился в издательство на Пятой авеню, и там мне также первым делом сообщили, что завтра здесь появится Финнеган.
Он отбрасывал перед собой столь длинную тень, что за обедом, во время которого я надеялся обсудить свои дела, беседа почти все время вертелась вокруг Финнегана. И вновь у меня сложилось впечатление, что мой издатель, мистер Джордж Джеггерс, разговаривает не столько со мной, сколько с самим собой.
— Финнеган — великий писатель, — сказал он.
— Разумеется.
— И сейчас он в полном порядке, можете мне поверить.
В ходе разговора я никоим образом не оспаривал сей факт и потому спросил:
— А что, в этом были сомнения?
— Нет-нет, что вы! — сказал он поспешно. — Я лишь о том, что с ним недавно приключилась неприятность…
Я сочувственно покачал головой:
— Слышал об этом. Когда ныряешь в почти пустой бассейн, неприятности неизбежны.
— Но бассейн вовсе не был пуст! Он был заполнен водой до краев. Вы бы послушали, как эту историю рассказывает сам Финнеган, — в его изложении она звучит просто уморительно. В тот день он, будучи в рассеянных чувствах, как раз собирался нырнуть в бассейн с бортика, обычным образом… — мистер Джеггерс изобразил траекторию нырка ножом и вилкой, ткнув ими в поверхность стола, — и тут заметил каких-то девиц, прыгавших в воду с пятнадцатифутовой вышки. По его словам, он вдруг вспомнил свою ушедшую юность и под этим впечатлением залез на вышку, откуда выполнил эффектный прыжок ласточкой, при этом умудрившись вывихнуть плечо еще в воздухе, не долетев до воды. — Он взглянул на меня с некоторым беспокойством. — Вам не приходилось слышать о подобных случаях — например, как бейсболист выполняет бросок с такой силой, что плечо выходит из сустава?
Однако мне в тот момент было не до ортопедических параллелей.
— После этого, — продолжил он с мечтательным выражением лица, — Финнегану пришлось писать свои тексты на потолке.
— На потолке?
— Ну, практически на потолке. Работу он не прекратил — этого парня ничто не выбьет из колеи, будьте уверены. Он заказал какую-то хитроумную конструкцию, подвешенную к потолку, так чтобы можно было писать, лежа на спине.
Я не мог не признать, что это воистину героический поступок.
— А на его работе это как-то сказалось? — спросил я затем. — Вам не пришлось читать его тексты справа налево, как на китайском?
— Первое время с этим действительно были сложности, — сказал он, — но сейчас, повторяю, он в полном порядке. Я получил от него несколько писем, напоминающих прежнего Финнегана — полного жизни, надежд и планов на будущее…
Опять заметив у него этот отстраненно-мечтательный взгляд, я поспешил перевести разговор на темы, более мне близкие. Лишь после нашего возвращения в офис тема Финнегана всплыла вновь — при обстоятельствах, упоминание о которых заставляет меня краснеть, ибо я сделал то, чего не имею обыкновения делать: прочел чужую корреспонденцию. Это случилось только потому, что мистера Джеггерса кто-то задержал в коридоре и я первым вошел в его кабинет, а там опустился на стул и прямо перед собой на столе увидел листок телеграммы:
НУЖНО ПЯТЬДЕСЯТ ЧТОБЫ ЗАПЛАТИТЬ
МАШИНИСТКЕ ПОДСТРИЧЬСЯ КУПИТЬ
КАРАНДАШИ ЖИЗНЬ СТАЛА НЕВЫНОСИМОЙ
ДЕРЖУСЬ ЛИШЬ НАДЕЖДАМИ НА ХОРОШИЕ
НОВОСТИ ФИННЕГАН
Я не поверил своим глазам — всего пятьдесят долларов, тогда как я слышал, что ставка Финнегана за один рассказ достигает трех тысяч! Джордж Джеггерс, войдя, застал меня ошеломленно взирающим на телеграмму. Он прочел текст и повернулся ко мне с видом глубокого отчаяния.
— Я перестану себя уважать, если на это поддамся, — заявил он.
Вздрогнув, я огляделся вокруг, дабы увериться, что нахожусь в офисе процветающего нью-йоркского издательства. Затем я решил, что просто не так понял текст телеграммы. Наверняка речь шла о пятидесяти тысячах, запрошенных Финнеганом в качестве аванса. Тогда все ясно — подобные запросы повергнут в отчаяние любого редактора, от кого бы они ни исходили.
— Не далее как на прошлой неделе, — горестно продолжил мистер Джеггерс, — я послал ему сто долларов. Это чистой воды убытки, я даже не решаюсь говорить на эту тему с моими деловыми партнерами. Выплачиваю из своего кармана, хотя мог бы на эти деньги купить новый костюм и пару ботинок.
— Вы хотите сказать, что Финнеган на мели?
— На мели, ха!
Взглянув на меня, он беззвучно рассмеялся — и мне совсем не понравился его смех. У моего брата на нервной почве… впрочем это к делу не относится. Через минуту он взял себя в руки.
— Надеюсь, вы не будете об этом распространяться? Сказать по правде, Финнеган уже на самом дне — то есть он находился там до недавнего времени, когда его из года в год преследовали неудачи. Но дела идут на поправку, и я уверен, что мы вернем каждый цент, который…
Издатель запнулся, подбирая обтекаемое выражение, но слова «он из нас вытянул» все же прозвучали по инерции. Теперь уже мой собеседник поспешил сменить тему.
Только не подумайте, будто на протяжении всей недели, проведенной мною в Нью-Йорке, я специально занимался «финнегановским вопросом», — просто так уж вышло, что, много времени проводя у своего агента и в издательстве, я неизбежно с этим сталкивался. Например, два дня спустя я хотел сделать звонок из офиса мистера Кэннона и нечаянно подключился к разговору между ним и мистером Джеггерсом. Это можно назвать подслушиванием лишь отчасти, поскольку до меня доходили реплики только одного из собеседников, что, согласитесь, все же не так постыдно, как если бы я слышал весь разговор целиком.
— Насколько могу судить, он сейчас вполне здоров… пару месяцев назад жаловался на сердце, но сейчас вроде поправился… Да, он говорил, что хочет лечь на операцию — кажется, по поводу рака. Так и подмывало сказать, что я сам давно откладываю одну операцию, поскольку не могу себе это позволить… Нет, я так не сказал. Он был в хорошем настроении, и не хотелось его расстраивать. Сегодня он начал новый рассказ, прочел мне отрывки по телефону… Дал ему двадцать пять, у него не было ни цента… Да, конечно, — уверен, сейчас он в порядке. Судя по голосу, настрой вполне рабочий…
Теперь мне все стало ясно. Эти двое, не сговариваясь старались подбадривать друг друга, когда речь заходила о Финнегане. Они вложили в него так много средств, что Финнеган уже принадлежал им. И они не желали слышать ни единого плохого слова о нем — даже от самих себя.
Я откровенно высказал свое мнение мистеру Кэннону:
— Если этот Финнеган просто морочит вам голову, вы не можете до бесконечности снабжать его деньгами. Если он уже исписался — значит исписался, и ничего не поделаешь. Глупо отказывать себе в хирургической операции, пока он где-то там ныряет в полупустые бассейны.