— Да постой ты, Чаффи…
— И если пожелаешь, я буду твоим шафером. Конечно, мне легче в петлю, но я себя преодолею, если ты хочешь.
— Масла, Чаффи!
Он затряс головой:
— Масла ты не получишь, Вустер. Оно тебе не нужно.
И, отшвырнув мою руку, точно изношенную перчатку, он удалился в ночь.
Не знаю, сколько времени я простоял как вкопанный. Может быть, совсем недолго. А может быть, и очень долго. Я был в полном отчаянии, а когда вы в отчаянии, то не очень-то глядите на часы.
И вот в какой-то миг — пять ли минут спустя, или десять, пятнадцать, а то и все двадцать, — я услышал рядом с собой деликатное покашливание, наверное, так почтительная овца пытается привлечь внимание пастуха, и возможно ли описать мое изумление и благодарность, когда я понял, что это Дживс.
Мне показалось, что произошло чудо, но, конечно, у этого чуда было простое объяснение.
— Я надеялся, сэр, что вы не ушли из парка, — сказал Дживс. — Я вас уже давно ищу. Узнав, что судомойка стала жертвой истерического припадка, вызванного видом черного мужчины, которому она открыла людскую дверь, я пришел к заключению, что, должно быть, это заходили вы и, без сомнения, хотели поговорить со мной. Что-то случилось, сэр?
Я вытер лоб.
— Дживс, — сказал я, — знаете, что я сейчас чувствую? Как будто я маленький ребенок, который потерялся, заблудился и вдруг нашел свою маму.
— Правда, сэр?
— Вы не сердитесь, что я сравнил вас с мамой?
— Ну что вы, сэр, помилуйте.
— Спасибо, Дживс.
— Значит, в самом деле случилось что-то непредвиденное?
— Именно, Дживс. Я попал в дурацкое, отчаянное, безвыходное положение, как тот многострадальный персонаж… как его звали?
— Иов, сэр.
— Да, Дживс, я могу сравнить себя только с Иовом. Во-первых, оказалось, что мылом и водой ваксу не смоешь.
— Это верно, сэр, мне надо было вас предупредить, что тут необходимо масло.
— И только я хотел спуститься взять его, как в дом вломился Бринкли — это мой лакей, вы знаете, — и спалил дом.
— Какая досада, сэр.
— Какая досада, Дживс, в данном случае слишком деликатное выражение. Я получил удар под дых. И пришел сюда. Хотел связаться с вами, но из-за этой судомойки все сорвалось.
— Очень впечатлительная девица, сэр. И по несчастному стечению обстоятельств они с поварихой в момент вашего появления как раз занимались спиритизмом и, насколько я могу судить, добились весьма интересного эффекта. Она считает, что вы материализовавшийся дух.
Меня передернуло.
— Занимались бы поварихи своими ростбифами и котлетами, — сказал я довольно строго, — и не убивали время, на оккультные сеансы, тогда всем было бы жить гораздо легче.
— Совершенно справедливо, сэр.
— Ну, и потом я столкнулся с Чаффи. Он категорически отказался одолжить мне масла.
— Неужели, сэр?
— Был настроен очень злобно.
— В настоящее время, сэр, его светлость испытывает сильнейшие душевные страдания.
— Я это понял. Он, по сути, предложил мне погулять по окрестностям. Сейчас, ночью!
— Общепризнанно, сэр, что физические упражнения облегчают душевную боль.
— Ладно, не стоит мне так уж сердиться на Чаффи. Никогда не забуду, как он гнал пинками Бринкли. Просто сердце радовалось. А теперь вот и вы появились, все встало на свои места. Все хорошо, что хорошо кончается.
— Совершенно верно, сэр. Буду рад принести вам сливочного масла.
— Я ведь еще успею на этот поезд в 22.21?
— Боюсь, что нет, сэр. Но я узнал, что есть поезд позднее, в 23.50.
— Тогда все отлично.
— Да, сэр.
Я перевел дух. С души просто глыба свалилась.
— А может быть, Дживс, вы завернете мне несколько бутербродов с собой в дорогу?
— Разумеется, сэр.
— И чего-нибудь живительного?
— Вне всякого сомнения, сэр.
— А уж если у вас с собой есть такая замечательная вещь, как сигареты, то больше человеку и желать нечего.
— Турецкие или виргинские, сэр?
— Давайте и тех, и других.
Ничто так не успокаивает, как с чувством, с толком выкуренная сигарета. Я с наслаждением вдыхал дым, и нервы, которые выскочили из моего тела дюйма на два и закрутились на концах спиралями, потихоньку расправились и улеглись на свои места. Я снова ожил, почувствовал прилив сил, и мне захотелось поболтать.
— Дживс, а что там был за крик?
— Прошу прощения, сэр?
— Как раз перед тем, как мне встретиться с Чаффи, в доме раздавались нечеловеческие вопли. Мне показалось, это орал Сибери.
— Да, сэр, это был юный мистер Сибери. Он нынче вечером немного не в настроении.
— А что ему пришлось не по нраву?
— Он ужасно расстроился, сэр, что не был на этом негритянском представлении на яхте.
— Сам виноват, глупый мальчишка. Если хотел пойти на день рождения к Дуайту, зачем было с ним ссориться.
— Вы совершенно правы, сэр.
— Надо быть круглым идиотом, чтобы требовать у человека выкуп в один шиллинг и шесть пенсов накануне дня рождения и праздника.
— Более чем справедливо, сэр.
— И как удалось его угомонить? Он вроде бы перестал орать. Усыпили хлороформом?
— Нет, сэр. Как я понимаю, были предприняты меры с целью организовать для юного джентльмена некое альтернативное развлечение.
— О чем вы, Дживс? Позвали сюда негров?
— Нет, сэр. Высокая стоимость подобного мероприятия исключила возможность его практического осуществления. Однако ее светлость побудила сэра Родерика Глоссопа предложить свои услуги.
Я совершенно запутался.
— Старикашку Глоссопа?
— Да, сэр.
— Но что он умеет делать?
— Как выяснилось, сэр, у него приятный баритон, и в дни молодости, то есть когда он был студентом, он часто развлекал песнями публику на небольших концертах, где разрешается курить, а также в мужских клубах и прочих собраниях.
— Это старикашка-то Глоссоп?
— Да, сэр. Я лично слышал, как он рассказывал об этом ее светлости.
— Вот уж никогда бы не подумал.