Нобби осознала справедливость моих слов. Личико ее смягчилось, и нежный голосок спросил, не пострадал ли Боко, бедняжка.
Я подумал и ответил:
– Физически, мне кажется, он пострадал не сильно. Во всяком случае, передвигался самостоятельно. Но душевно, я бы сказал, он был в тяжелом состоянии.
– Бедняжечка! Он такой чувствительный. Как же теперь, на твой взгляд, к нему относится дядя Перси?
– Плоховато.
– По-твоему, все окончательно рухнуло?
– До какой-то степени – да. Но, – поспешил я добавить, радуясь, что могу обронить слово утешения, – остался какой-то шанс, что при благоприятных погодных условиях солнце вскоре еще выглянет из-за туч. Все зависит от того, насколько исправно в ближайшие полчаса будут работать вустеровские мозги.
– Что ты такое говоришь?
– Происходят невероятные вещи, Нобби. Ты помнишь, как я применил секретный метод Фитлуорта для избавления от помолвки с Флоренс Крэй?
– Да. Дал Эдвину пинок в зад.
– Вот именно. Этот пинок принес богатую жатву.
– Ты же говорил, что не подействовало.
– В том, на что я рассчитывал, и вправду не подействовало. Но обнаружились поразительные побочные результаты. Дядя Перси, прослышав о моем поступке, прижал меня к сердцу. Оказывается, он сам уже много лет мечтал дать юному фурункулу пинок в зад, но Флоренс удерживала его ногу.
– Я не знала.
– Очевидно, он носил маску. Но тайная страсть снедала его и достигла точки кипения минувшей ночью, когда Эдвин, подкравшись сзади, влепил ему бойскаутским стеком по седалищу. Так что можешь вообразить его чувства, когда выяснилось, что я побывал там, куда он ступить страшился [ «Глупец туда несется со всех ног, / Где ангелы ступить страшатся» - строки из поэмы А. Поупа «Рассуждение о критике» (1711).]. Это перевернуло все его представления. Он пожал мне руку, угостил сигарой, настоял, чтобы я с ним выпил, и теперь я его доверенный друг и советчик. Он обо мне самого высокого мнения.
– Да, но…
– Что ты хотела сказать?
– Просто, что все это, конечно, замечательно, чудесно и великолепно, и я желаю тебе всяческого счастья и благополучия, но мне-то нужно, чтобы он был самого высокого мнения о Боко.
– Як этому как раз подхожу. Дядя говорит с тобой когда-нибудь о своих делах?
– Только, что он занят и чтобы я ему не мешала.
– В таком случае ты, конечно, не слышала про американского магната по имени Дж. Чичестер Устрица, с которым ему необходимо провести тайную встречу с глазу на глаз, чтобы договориться о важной сделке. Материи темные, коммерческие. Он поручил мне изыскать способ, как устроить эту встречу. Если я смогу, твое дело улажено.
– Почему это?
– Ну, подумай сама. Я уже теперь его любимая овечка, а тогда стану еще любимее и овечнее. Он ни в чем не сможет мне отказать. Я сумею смягчить его сердце и …
– Ну да, конечно! Я поняла.
– …и соединить ваши с Боко сердца. А ты тогда дашь Флоренс почитать то письмо, и мое дело тоже будет улажено.
– Ой, Берти, как чудесно!
– Да, перспективы самые радужные, при условии, конечно, что…
– При условии, что – что?
– …что я придумаю, как устроить эту их тайную встречу, о чем я в настоящий текущий момент не имею ни малейшего представления.
– Есть тысяча разных способов.
– Назови три.
– Ну, например, можно… Да нет… Я вижу, ты прав. Не так-то просто. Знаю, знаю! Надо спросить у Дживса.
– У Дживса мы уже спрашивали. Ему ничего не приходит в голову.
– Ничего не приходит в голову? Дживсу?
– Я понимаю. Я сам тоже был этим потрясен. При том что он до отвала наелся рыбы.
– Ну и что же ты собираешься делать?
– Я сказал дяде Перси, что пойду похожу по парку, поразмышляю.
– Может быть, Боко что-нибудь придумает? Но тут я вынужден был проявить твердость.
– А как же, обязательно, – сказал я. – Обязательно придумает, и мы сядем в такую глубокую лужу, что понадобится землечерпалка – нас оттуда вытащить. Старину Боко я люблю, как брата, но твердо знаю, что его, милого человека, лучше не трогать.
Нобби со мной согласилась, признав, что если возможно сделать так, чтобы стало еще хуже, Боко эту возможность наверняка не упустит.
– Пойду поговорю с ним, – вдруг сказала она, помолчав несколько мгновений с нахмуренным лбом.
– С Боко?
– С Дживсом. Не верю я в эти россказни, что будто бы Дживс ничего не может придумать.
– Он сам сказал.
– Неважно. Все равно не верю. Бывало ли с тобой когда-нибудь, чтобы Дживс ничего не мог придумать?
– В общем-то нет.
– Вот видишь, – заключила она и отправилась в штаб-квартиру, предоставив мне одному брести с потупленным челом от господского дома до аллеи. Там я остановился и глубоко задумался.
Сколько я так пребывал в задумчивости, трудно сказать. Когда голова до отказа набита мыслями, поди попробуй проследить за ходом времени. Так что неизвестно, через десять ли минут или даже через двадцать, но когда я очнулся, то обнаружил при себе Дживса. Я и не заметил, как он приблизился. Впрочем, с ним это часто бывает. Он владеет искусством внезапно появляться под боком, подобно ученым индусам, которые забрасывают свое астральное тело туда-сюда, как им вздумается, растворяясь в воздухе, скажем, в Рангуне и снова собирая все детали воедино где-нибудь в Калькутте. Кажется, это делается с помощью зеркал.
Нобби находилась тут же, и вид у нее был чертовски самодовольный.
– Ну, что? Говорила я тебе, – сказала она. Я не понял.
– Насчет того, что якобы Дживсу ничего не приходит в голову. Еще как приходит.
Я в недоумении поглядел на Дживса. Что правда, то правда, он казался в отличной интеллектуальной форме, голова выпирала из-под шляпы далеко назад, и в глазах искрилась смекалка, но он ведь сам объявил дяде Перси и мне, что он в тупике.
– Приходит?
– Да. Это он нарочно так сказал. А на самом деле у него блестящая идея.
– А он знает, как обстоят дела?
– Я его обо всем поставила в известность.
– И вы осведомлены о том, что система Фитлуорта не сработала, Дживс?
– Да, сэр. И о вашем raprochement [Примирение (фр.).] с его сиятельством.
– О чем с его сиятельством?
– Raprochement, сэр. Французское выражение. Признаюсь, я был немало изумлен, когда увидел, что вы с ним в таких превосходных отношениях. Но мисс Хопвуд мне все объяснила, и теперь ситуация мне абсолютно ясна.