Испанец оказался первым, кто благосклонно отозвался о духе, и за это Уибли тотчас проникся к нему безграничным доверием и искренней симпатией. Ну а граф, казалось, и вообще не мог жить без нового знакомого, и с тех пор все трое — Уибли, сосед-аристократ и Мария — едва ли не каждый день засиживались до полуночи, не в силах прервать беседу.
Точных подробностей я не знаю — Уибли не любил распространяться на эту тему. То ли Мария действительно существовала и граф намеренно ввел ее в заблуждение (что при ее наивности вполне вероятно), то ли она представляла собой не что иное, как галлюцинацию Уибли, и испанец подверг беднягу гипнотическому внушению (кажется, это как-то так называется), сказать не могу. Наверняка знаю лишь одно: Мария убедила хозяина, что граф обнаружил в Перу тайный золотой рудник. Заверила, что отлично знакома с месторождением, и заставила хозяина попросить позволения вложить в разработку несколько тысяч фунтов. Как выяснилось, Мария знала графа еще мальчиком и могла поручиться, что испанец — самый честный и благородный человек во всей Южной Америке (не исключено, что именно так и было).
Когда выяснилось, что Уибли знает о месторождении все или почти все, граф несказанно изумился. Для начала работ требовалось восемь тысяч фунтов, однако он никому об этом не говорил, так как хотел сохранить тайну и оставить все золото себе. Деньги же надеялся получить за счет собственных поместий в Португалии. Но исключительно ради Марии все-таки позволил Уибли вложить в дело восемь тысяч фунтов. Уибли вложил — наличными, — и с тех пор графа никто не видел.
В результате вера в «Марию» поколебалась, а один умный доктор пригрозил адвокату Уибли, что если тот еще хотя бы раз сведет знакомство с духами, то продолжит свои дни в стенах психиатрической лечебницы. Предупреждение возымело немедленный и блестящий эффект.
С Джеком Барриджем я познакомился примерно десять лет назад на ипподроме одного северного города.
Удар колокола только что возвестил о начале главного события дня. Я слонялся, засунув руки в карманы и больше интересуясь нарядной толпой, чем скачками, когда один из всезнающих приятелей неожиданно схватил меня за рукав и хрипло прошептал на ухо:
— Отдай свою рубашку миссис Уоллер.
— Отдать что?.. — недоуменно повторил я.
— Отдай свою рубашку миссис Уоллер, — еще настойчивее повторил он и исчез в толпе.
Я изумленно смотрел вслед. С какой стати отдавать какой-то миссис Уоллер свою рубашку? Даже если бы она подошла вышеозначенной леди. И в чем в таком случае останусь я сам?
Проходя мимо главной трибуны, я посмотрел вверх и на табло букмекера увидел нацарапанную мелом надпись: «Миссис Уоллер: 12 к 1».
Только сейчас до меня дошло, что «миссис Уоллер» была лошадью, а слова приятеля на языке непосвященных могли бы означать примерно такой совет: «Поставь как можно больше на лошадь по имени Миссис Уоллер».
Спасибо, мысленно ответил я. Уже доводилось делать беспроигрышные ставки. В следующий раз, когда придется выбирать, закрою глаза и наугад ткну пальцем в список.
Однако брошенное семя проросло. Слова приятеля застряли в мозгу. Да и птички, пролетая над головой, все как одна чирикали:
— Отдай рубашку Миссис Уоллер.
Я попытался себя разубедить. Вспомнил о немногочисленных и всегда неудачных прошлых попытках. И все же стремление отдать за Миссис Уоллер если и не последнюю рубашку, то хотя бы полсоверена становилось тем сильнее, чем упорнее я пытался против него бороться. Возникла неприятная уверенность: если Миссис Уоллер выиграет, а я так на нее и не поставлю, то раскаяние и сожаление будут грызть душу до последнего дня.
Я стоял на противоположном конце ипподрома, и возвращаться на трибуну было некогда. Лошади уже строились на старте. В нескольких ярдах от меня из-под белого зонта истошно выкрикивал свои цены пришлый букмекер — крупный, располагающего вида человек с честным красным лицом.
— Какая ставка на Миссис Уоллер? — осведомился я.
— Четырнадцать к одному, — ответил он, — и удачи вам.
В обмен на полсоверена он выписал квитанцию. Я сунул бумажку в жилетный карман и поспешил к краю дорожки, чтобы лучше видеть заезд. Удивительно, но Миссис Уоллер и в самом деле пришла первой. Неведомое прежде ощущение победы так взволновало, что я совсем забыл о своих деньгах и только через час вспомнил, что отдал полсоверена.
Оставалось найти человека под белым зонтом. Я отправился в ту сторону, где, по воспоминаниям, его оставил, но белого зонта так и не обнаружил.
Утешая себя невеселыми размышлениями о том, что потеря научит не доверять посторонним букмекерам и прочим мошенникам, я повернулся и пошел к тому месту, откуда наблюдал за скачками, но за спиной внезапно раздался голос:
— Послушайте, сэр. Кажется, вам нужен Джек Барридж. Вот он, сэр.
Я оглянулся и действительно встретился взглядом с представительным человеком под белым зонтом.
— Я видел, как вы меня искали, сэр, — заговорил он, — но так и не смог докричаться. Вы зашли не с той стороны навеса.
Было приятно узнать, что честное лицо не обмануло.
— Как хорошо, — заметил я, — что вы меня позвали. Уже потерял всякую надежду на встречу. А заодно, — добавил я с улыбкой, — и на свои семь фунтов.
— Семь фунтов и половина соверена — десять шиллингов, — поправил он.
Он отдал деньги и вернулся к своему столу.
По пути в город я снова его встретил — там, где небольшая толпа задумчиво наблюдала, как бродяга избивает несчастного вида женщину.
Джек пробился вперед, мгновенно понял, что происходит, и безотлагательно скинул сюртук.
— А ну-ка, благородный английский джентльмен, — пропел он, — попробуйте для разнообразия сразиться со мной.
Бродяга выглядел весьма внушительным, а Джек оказался не лучшим из боксеров. Не успел он сообразить, что к чему, как противник нанес ему опасный удар в глаз и рассек губу. Но, несмотря на раны, букмекер не сдался, а как следует насел на противника и в итоге одержал убедительную победу.
В конце схватки, помогая сопернику подняться, он сочувственно прошептал:
— Ты слишком хорош, чтобы связываться с женщиной, парень. Едва меня не прибил. Должно быть, забылся.
Человек показался интересным, а потому я подождал, пока он приведет себя в порядок, и пошел рядом. Новый знакомый рассказал о своем доме недалеко от Майлз-Эндроуд, о старых отце и матери, о маленьких братьях и сестрах, о том, как он копит деньги, чтобы всем им помочь. Из каждой поры толстой кожи сочилась доброта.
Многие из встречных его узнавали и, завидев круглое красное лицо, бессознательно улыбались. На углу Хайстрит мимо прошмыгнула бледная худенькая девочка.
— Добрый вечер, мистер Барридж, — поздоровалась она.