— Нам становится гораздо лучше, — отметил Клодд, когда однажды парочка встретилась с Питером Хоупом на углу Ньюкасл-стрит. — Чем больше мы бываем на открытом воздухе, тем больше мы должны делать и думать, а это сказывается на нас самым положительным образом.
Тихий, аккуратный старичок, державшийся за руку Клодда, улыбался и кивал.
— Между нами говоря, — добавил мистер Клодд, понизив голос, — мы и не так глупы, как думают многие.
Питер Хоуп продолжил свой путь по Стрэнд.
— Клодд — хороший парень… да, хороший. — Питер Хоуп, прожив много лет один, обзавелся привычкой озвучивать пришедшие в голову мысли. — Но он не из тех людей, кто попусту тратит свое время. Любопытно.
Зимой Лунатик Клодда заболел.
Клодд поспешил на Чансери-лейн.
— По правде говоря, — признался мистер Глэдман, — мы никогда не думали, что он так долго протянет.
— Прежде всего вам надо подумать о ежегодной выплате, — указал им Клодд, про которого его нынешние почитатели (а их много, поскольку он уже миллионер) любят говорить, что он «честный, искренний англичанин». — Не кажется ли вам, что переезд в другое место, подальше от этих туманов, мог бы пойти ему на пользу?
Старик Глэдман вроде склонялся к тому, чтобы рассмотреть это предложение, но миссис Глэдман, шустрая и веселая женщина, уже приняла решение.
— Мы сделали все, что могли, — заявила миссис Глэдман. — Ему семьдесят три года. Какой смысл рисковать хорошими деньгами? Довольствуйтесь тем, что есть.
Никто не мог сказать — и никто не сказал, — что Клодд, учитывая обстоятельства, не в полной мере выполнил взятые на себя обязательства. Возможно, старику уже ничто не могло помочь. По предложению Клодда он вообразил себя соней и лежал, не шевелясь. Если начинал двигаться, что обычно вызывало сильные приступы кашля, Клодд, ужасный черный кот, изготавливался, чтобы прыгнуть на него. Только не шевелясь и притворяясь спящим, он мог избежать когтей безжалостного Клодда.
Доктор Уильям Смит (он же Вильгельм Шмидт) пожал пухлыми плечами:
— Мы ничего не можем сделать. Эти наши туманы — только они и не позфоляют протифнику захфатить нас. Соня — отличная идея.
В тот вечер Уильям Клодд поднялся на второй этаж дома шестнадцать на Гуф-сквер, где жил его приятель Питер Хоуп, и постучал в дверь.
— Входите! — послышался решительный голос, не принадлежавший Питеру Хоупу.
Мистер Уильям Клодд мечтал — и мечтал давно — стать владельцем или совладельцем периодического издания. Сегодня, как я уже указывал, ему принадлежат двадцать пять газет и журналов, и, по слухам, он ведет переговоры о приобретении еще семи. Но двадцать лет тому назад компания «Клодд и К° лимитед» находилась еще в эмбриональном состоянии. И Питер Хоуп, журналист, с давних пор лелеял мысль, что до того, как умрет, станет владельцем или совладельцем периодического издания. Сегодня Питеру Хоупу не принадлежит ничего, за исключением разве что знаний, если такое возможно, а когда где-то кем-то упоминается его имя, то вызывает оно исключительно приятные воспоминания. Кто-нибудь из присутствующих обязательно скажет: «Дорогой старина Питер! До чего хороший был человек!» Возможно, добрая память в каком-то смысле ценное имущество: кто знает? Но двадцатью годами ранее горизонт Питера ограничивался Флит-стрит.
Питер Хоуп, тогда, по его словам, сорокасемилетний, был мечтателем и образованным человеком. Уильяма Клодда, двадцатитрехлетнего, распирала энергия, и он никогда не упускал возможности заработать. Познакомились они случайно, в омнибусе, когда Клодд одолжил Питеру, вышедшему из дома без кошелька, три пенса на проезд. Знакомство постепенно переросло в дружбу, потому что каждому нравилась компания другого, и они прониклись уважением друг к другу. Мечтателя поражала удивительная практичность Клодда. Молодой бизнесмен восхищался энциклопедическими познаниями своего более старшего товарища. Оба пришли к выводу, что еженедельник, редактором которого станет Питер Хоуп, а менеджером — Уильям Клодд, обречен на успех.
— Если бы нам на пару удалось наскрести тысячу фунтов, — вздыхал Питер.
— Как только у нас будут деньги, запускаем эту газету. Помни, это договор, — отвечал ему Уильям Клодд.
Мистер Уильям Клодд повернул ручку и вошел. Не отпуская ручки, остановился, чтобы оглядеть комнату. Он видел ее впервые. Обычно он встречался с Питером Хоупом на улице или в ресторане. И ему всегда хотелось побывать в святилище знаний.
В большой, обшитой деревянными панелями комнате три высоких окна — под каждым стояла банкетка — выходили на Гуф-сквер. Тридцать пять лет тому назад Питера Хоупа, тогда молодого денди с подстриженными бакенбардами, заканчивающимися чуть ниже мочки, и вьющимися каштановыми волосами, придававшими некоторую женственность румяному лицу, в коротком синем пиджаке, цветастой жилетке, черном шелковом галстуке, удерживаемом на положенном месте двумя золотыми булавками, соединенными цепочкой, и в обтягивающих полосатых серых брюках, в выходах в свет и в походах по магазинам сопровождала хрупкая молодая дама в широкой, с кринолинами, юбке и лифе с низким вырезом, с кудряшками на голове, завитыми в полном соответствии с тогдашней модой. Тратили они чуть больше, чем могли себе позволить, но именно этого и следовало ожидать от молодой пары, которой будущее виделось исключительно в розовом свете. Прекрасный брюссельский ковер! Излишне яркий, засомневались кудряшки. «Цвета приглушатся, мисс… мадам». Продавец знал, о чем говорил. Только благодаря островку под массивным письменным столом и экскурсиям в дальние углы Питер мог теперь вспомнить, по сколь радужному полу ступали его ноги в двадцать один год. Вместительный книжный шкаф с бюстом Минервы. Очень уж дорого. Но кудряшки могли проявить волю. Глупые книги и рукописи Питера не должны валяться по всей квартире. Кудряшки терпеть не могли и не желали допускать беспорядка. И этот красивый, инкрустированный медными вставками письменный стол. Да, дорогой, но вполне достойный прекрасных мыслей, ложившихся на бумагу, выходя из-под пера Питера. Большой, крепкий буфет, подпираемый злобного вида львами из красного дерева. Он вполне выдержит столовое серебро, которое Питер купит, чтобы его заполнить. Несколько картин маслом в тяжелых рамах. Солидно обставленная, без излишеств, комната с тонкой атмосферой достоинства, какую можно найти в старых квартирах, где давно ничего не менялось. На стенах, казалось, читалась надпись: «Я, радость и печаль, слившиеся воедино, живу здесь». Только один предмет обстановки выглядел тут совершенно неуместным, резко выделяясь среди степенного окружения: висевшая на стене гитара, украшенная нелепым синим бантом.
— Мистер Уильям Клодд? — поинтересовался решительный голос.
Клодд вздрогнул и закрыл дверь.
— Скорее да, чем нет, — признал мистер Клодд.
— Понятно, — продолжил решительный голос. — Мы получили ваше письмо этим днем. Мистер Хоуп вернется в восемь. Вас не затруднит повесить пальто и шляпу в прихожей? На каминной полке вы найдете коробку сигар. Извините, что занята. Мне надо с этим покончить, а потом я с вами поговорю.