— Брюшной плавник не надо срезать, — сказал он. — Для наживки и так сойдет, но с брюшным плавником все-таки лучше.
Он насадил очищенных окуней с хвоста. У каждого удилища на конце поводка было по два крючка. Марджори отъехала от берега, зажав леску в зубах и глядя на Ника, а он стоял на берегу и держал удочку, пока не размоталась вся катушка.
— Ну, кажется, так! — крикнул он.
— Бросать? — спросила Марджори, взяв леску в руку.
— Да, бросай.
Марджори бросила леску за борт и стала смотреть, как наживка уходит под воду.
Она снова подъехала к берегу и проделала то же самое со второй леской. Ник положил по тяжелой доске на конец каждой удочки, чтобы они крепче держались, а снизу подпер их досками поменьше. Потом повернул назад ручки на обеих катушках, туго натянул лески между берегом и песчаным дном канала, куда была брошена наживка, и защелкнул затворы. Плавая в поисках корма у самого дна, форель схватит наживку, кинется с ней, размотает за собой леску, предохранитель опустится, и катушка зазвенит.
Марджори отъехала подальше, чтобы не задеть лесок. Она налегла на весла, и лодка пошла вдоль берега. Вслед за ней по воде тянулась мелкая рябь. Марджори вышла на берег, и Ник втащил лодку выше на песок.
— Что с тобой, Ник? — спросила Марджори.
— Не знаю, — ответил Ник, собирая хворост для костра.
Они разложили костер. Марджори сходила к лодке и принесла одеяло. Вечерний ветер относил дым к мысу, и Марджори расстелила одеяло левее, между костром и озером.
Марджори села на одеяло спиной к костру и стала ждать Ника. Он подошел и сел рядом с ней. Сзади них на мысу был частый кустарник, а впереди — залив с устьем Хортонс-Крика. Стемнеть еще не успело. Свет от костра доходил до воды. Им были видны два стальных удилища, поставленных под углом к темной воде. Свет от костра поблескивал на катушках.
Марджори достала из корзинки еду.
— Мне не хочется, — сказал Ник.
— Поешь чего-нибудь, Ник.
— Ну, давай.
Они ели молча и смотрели на удочки и отблески огня на воде.
— Сегодня будет луна, — сказал Ник. Он посмотрел на холмы за бухтой, которые все резче выступали на темном небе. Он знал, что за холмами встает луна.
— Да, я знаю, — сказала Марджори счастливым голосом.
— Ты все знаешь, — сказал Ник.
— Перестань, Ник. Ну пожалуйста, не будь таким.
— А что я могу поделать? — сказал Ник. — Ты все знаешь. Решительно все. В том-то и беда. Ты прекрасно сама это знаешь.
Марджори ничего не ответила.
— Я научил тебя всему. Ты же все знаешь. Ну например, чего ты не знаешь?
— Перестань! — сказала Марджори. — Вон луна выходит.
Они сидели на одеяле, не касаясь друг друга, и смотрели, как поднимается луна.
— Зачем выдумывать глупости? — сказала Марджори. — Говори прямо, что с тобой?
— Не знаю.
— Нет, знаешь.
— Нет, не знаю.
— Ну скажи мне.
Ник посмотрел на луну, выходящую из-за холмов.
— Скучно.
Он боялся взглянуть на Марджори. Он взглянул на Марджори. Она сидела спиной к нему. Он посмотрел на ее спину.
— Скучно. Все стало скучно.
Она молчала. Он снова заговорил:
— У меня такое чувство, будто все во мне оборвалось. Не знаю, Марджори. Не знаю, что тебе сказать.
Он все еще смотрел ей в спину.
— И любить скучно? — спросила Марджори.
— Да, — сказал Ник.
Марджори встала. Ник сидел, опустив голову на руки.
— Я возьму лодку, — крикнула ему Марджори. — Ты можешь пройти пешком вдоль мыса.
— Хорошо, — сказал Ник. — Я тебе помогу.
— Не надо, — сказала Марджори.
Она плыла в лодке по заливу, освещенному луной. Ник вернулся и лег ничком на одеяло у костра. Он слышал, как Марджори работает веслами.
Он долго лежал так. Он лежал так, а потом услышал шаги Билла, вышедшего на просеку из леса. Он почувствовал, что Билл подошел к костру. Билл не дотронулся до него.
— Ну что, ушла?
— Да, — сказал Ник, уткнувшись лицом в одеяло.
— Устроила сцену?
— Никаких сцен не было.
— Ну а ты как?
— Уйди, Билл. Погуляй там где-нибудь.
Билл выбрал себе сандвич в корзинке и пошел взглянуть на удочки.
Когда Ник свернул на дорогу, проходившую через фруктовый сад, дождь кончился. Фрукты были уже собраны, и осенний ветер шумел в голых ветках. Ник остановился и подобрал яблоко, блестевшее от дождя в бурой траве у дороги. Он положил яблоко в карман куртки. Из сада дорога вела на вершину холма. Там стоял коттедж, на крыльце было пусто, из трубы шел дым. За коттеджем виднелись гараж, курятник и молодая поросль, поднимавшаяся точно изгородь на фоне леса. Он взглянул в ту сторону — большие деревья раскачивались вдалеке на ветру. Это была первая осенняя буря.
Когда Ник пересек поле за садом, дверь отворилась и из коттеджа вышел Билл. Он остановился на крыльце.
— A-а, Уимедж, [41] — сказал он.
— Хэлло, Билл, — сказал Ник, поднимаясь по ступенькам.
Они постояли на крыльце, глядя на озеро, на сад, на поля за дорогой и поросший лесом мыс. Ветер дул прямо с озера. С крыльца им был виден прибой у мыса Тен-Майл.
— Здорово дует, — сказал Ник.
— Это теперь на три дня, — сказал Билл.
— Отец дома? — спросил Ник.
— Нет. Ушел на охоту. Пойдем в комнаты.
Ник вошел в коттедж. В камине ярко горели дрова. Пламя с ревом рвалось в трубу. Билл захлопнул дверь.
— Выпьем? — сказал он.
Он сходил на кухню и вернулся с двумя стаканами и кувшином воды. Ник достал с полки над камином бутылку виски.
— Ничего? — спросил он.
— Давай, давай, — сказал Билл.
Они сидели у камина и пили ирландское виски с водой.
— Приятно отдает дымком, — сказал Ник и посмотрел через стакан на огонь.
— Это от торфа, — сказал Билл.
— Торф не может попасть в виски, — сказал Ник.
— Это ничего не значит, — сказал Билл.