Меня не обвинили ни в убийстве Панкратова и его людей, ни в убийстве Зубова. Хотя, может, и обвинят – как только установят мою принадлежность к британской разведке. Британский шпион уничтожил людей, которые разгадали суть его предательских действий.
Тимофеев. Разыскивается по обвинению в создании террористической организации и совершении терактов. А что – не так? Взорванные взлетные полосы, поврежденные самолеты, сообщения о заложенной взрывчатке, перестрелка в «Голубых куполах», наконец. И все остальное, что за этим последовало.
Все можно толковать двояко. Трояко. Как угодно. Как нужно. Оболгать, оболванить, обезличить.
Битва твоя безнадежна, подвиг твой – бесславен, имя твое – опорочено.
– Кстати, телевидение сейчас показывает? – спросил я.
– А как же. Его Высочество Наследник и Ее Императорское Высочество, Регент престола, совместно приняли морской парад в Кронштадте. Правда, непонятно, к чему этот парад был приурочен.
Тихонов помолчал и добавил:
– Говорят, даже в Неве парадировали. Слухи такие ходят, нехорошие.
Понятно, путч, значит, подавлен. И судя по упоминанию Кронштадта, именно в нем укрылась Ксения, и укрылась вовремя. Заговорщики оказались лицом к лицу с мощнейшим флотом и не смогли разыграть свои козыри. И судя по всему, пришли к какому-то соглашению. Это вполне в духе Ксении. Она не уронит суверенный рейтинг, это плохо скажется на проценте по государственным заимствованиям. И Николо Макиавелли тоже был бы рад такому решению. Она их потом передушит. По одиночке.
А теперь самое интересное – пометка, что розыск наш прекращен в связи со смертью. Поставлена всего два часа назад.
Интересно, они действительно верят в то, что убили нас там, в Самарканде? Да нет, навряд ли. Мы вывернулись в Кабуле, с чего бы нам и тут не вывернуться? Наверняка знают, что мы живы, и хотят притупить бдительность, чтобы мы решили, что розыск отменен, и сделали глупость. Ведь наш полицейский розыск – оружие обоюдоострое. МВД – это не армия, не военная разведка – они сами по себе, и подгадить военным очень даже будут рады. А мы можем многое рассказать, очень многое…
– Примета есть, – объявил Араб, – кто на собственных похоронах был, тот до ста лет не умрет.
Дай-то Бог, дай-то Бог…
Где-то в Туркестане. Оставленная территория военного городка. Ночь на 06 марта 2017 года
После серьезного сокращения армии в конце восьмидесятых тогда сильно шагнула вперед авиация, технологии разведки, появилась возможность не держать такое количество личного состава, да и бронетанковые части тогда сильно подсократили. Переходили на преимущественное развитие авиации и флота.
Вот тогда-то и остался здесь этот военный городок. Раньше здесь стоял целый танковый полк, от него все и осталось – казармы, ДОСы [53] , плац, усиленные ангары для танков, небольшой танкодром. Все солидно построено, из бетона, на века. Когда часть расформировали, то знамя сдали в музей, технику отвезли на базу длительного хранения, личный состав отправили на переподготовку, а территорию части записали в разряд невостребованного государственного имущества. Но невостребованным оно было очень недолго: отставные офицеры, которые начали зарабатывать перевозками грузов в Афганистан на списанных армейских машинах, договорились с генерал-губернатором о долгосрочной аренде городка бывшего танкового полка сроком на сорок девять лет. Сорок девять – вполне достаточно, там либо шах помрет, либо ишак. Но время шло, а что шах, что ишак – были очень даже живы…
Этим местом владел, как и другими подобными в Афганистане, не кто-то конкретно, а товарищество водителей грузовиков, которые скидывались, чтобы заплатить в казну арендную плату, и на то, чтобы сделать здесь что-то нужное. Община – как часто это и бывает в России. Когда ты вступал в сообщество водителей грузовиков, ты обязывался платить от своих заработков сбор в общую корзину – на уплату аренды, на компенсацию потерянного товара и транспортных средств, на помощь погибшим и умершим – что-то вроде кассы взаимного страхования, без лишних формальностей. А зарабатывали хорошо – потому территория бывшего танкового полка превратилась в такое, что не замышляли даже строившие ее военные строители…
От большой трассы, ведущей к термезскому переходу, теперь шли три километра бетонки качеством не хуже, чем на самой трассе, – сами водители скинулись и сделали. Территорию обнесли от воров высоким забором, в ДОСе сделали гостиницу, в казармах – тоже гостиницу, но похуже классом, просто с койко-местами, в столовой теперь был чуть ли не ресторан. Стратегическим преимуществом этого места было то, что сюда подходила ветка от Туркестанской железной дороги – но станцию сильно расширили, теперь здесь было целых двадцать путей, на которых разгружались вагоны, все – с козловыми кранами. На месте танкоремонтной мастерской теперь была ремонтная база на два десятка постов, на которой и капремонт можно было сделать. Были здесь и склады – тоже списанные, быстровозводимые, купленные на распродаже ненужного армейского имущества и установленные здесь. За два десятка лет это место превратилось в крупную коммерческую станцию, и удивительно было то, что она не была в чьей-то конкретной собственности: ею владели все и никто, и все зарабатывали благодаря этому месту.
Тихонов довез нас до складов, сказал пока сидеть в машине и не высовываться, что мы и сделали. Вернулся он со здоровяком, чисто выбритым, лет сорока. Он не пытался сойти за афганца, наверное, потому, что был отчаянно белобрысым – афганцев таких не бывает.
– Медведь, – прогудел он, протягивая руку.
– Араб. – Араб ответил на рукопожатие.
Я представляться не стал, и Медведь не обиделся. Раз не представляется человек – значит, есть тому серьезные причины.
– Мои друзья, – отрекомендовал нас Тихонов, – помочь им надо. И продать, что попросят. Там есть?
– Есть, как нет… – отозвался здоровяк, – поможем. И продадим.
Ночь на 06 марта 2017 года
Жизнь на территории городка текла своим чередом. Неспешно и основательно. Варили плов – здесь его варили, считай, постоянно, используя огромный казан, который покрылся нагаром и пригорелым маслом с палец толщиной, да еще с камнями [54] . Пили ок-чой, узбекский черный чай с сахаром, солью и топленым маслом, жирный и хорошо подкрепляющий, и кок-чой, зеленый местный чай, сильно напоминающий по внешнему виду анашу. Никто не обращал на нас внимания и особо ни о чем не спрашивал – интересоваться и лезть лишний раз к человеку здесь было не принято. Ремонтировали машины, рассказывали друг другу новости, договаривались. Тут ведь вот какое дело хитрое: большинство из караванщиков – они сами по себе и водители, и купцы. Чаще всего и машина полностью выкупленная, здесь почти нет людей, ходящих в рейс на наемных, потому что опасно очень, ни жизнь, ни здоровье за деньги не купишь. Кто рискует – тот рискует сознательно, и работает на себя, а не на дядю. Мы были свои, русские, нас привел один из своих – и никто не обращал на нас внимания. Свои есть свои…