А потом я увязал в куль нижнее белье и обувь Кати – то, что я у нее просил. И ушел из деревни, волоча этот куль за собой на веревке. Мне было нужно, чтобы запах Кати остался со мной.
Забегая вперед, скажу, что трюк с бельем сработал – и я спас Катю от обращенных.
Но, как потом выяснилось, этого было недостаточно…
* * *
В Плакине меня встречали – с визгом, с радостью, с бросанием под ноги.
Тощая Жучка, о которой я и забыл, налетела на меня, едва не опрокинула. А я чуть не зарубил ее с перепугу, приняв за какого-то мелкого обращенного, – уж очень темная была ночь.
Потом вылезли и щенки, окружили меня, бестолково тычась холодными носами в грязную обувь. Они были похожи на двигающиеся игрушки, которые раньше продавались на привокзальных площадях.
Я открыл дверь, пустил Жучку в дом. Мне было страшно заходить туда одному. С полки в прихожей я снял большой фонарь, вставил в него батарейки, включил. Сразу проверил на дворе скотину – измученные козы встретили меня истошным блеяньем, и мне пришлось уделить им какое-то время, хотя я уже с ног валился. Но и после этого отдохнуть не получилось: надо было затапливать печь, чтобы хоть немного согреть остывший дом. Жучка к тому моменту освоилась, устроилась в углу около входа. Я угостил ее куском тушенки из единственной консервной банки, что у меня осталась. А холодный бульон я предложил пищащим котятам. Но они отказались его пить, и тогда у меня появилась другая идея: я отнес котят к Жучке, положил их под собачий бок, подсунул к соскам. Жучка не возражала. Преданно на меня поглядев, она лизнула одного котенка. И я вдруг расплакался.
– Да, – проговорил я, всхлипывая. – Все верно. Теперь надо держаться вместе.
Жучка скулила, смешавшиеся со щенками котята пищали, в печи потрескивал огонь. Я доел тушенку и сжевал треть шоколадки. Подумал о том, каково сейчас Кате. И стал разбирать оружие.
* * *
Я ждал обращенных не раньше следующего вечера. А они подарили мне еще целую ночь и пришли рано утром. Сперва просто звякнул висящий на леске колокольчик под окном. Потом загремели консервные банки, привязанные к оставленным на тропе капканам. Громко и жутко запричитала какая-то тварь, нанизавшись на острый кол, вбитый в дно ловчей ямы, – Жучка вскочила и завыла на запертую дверь…
Обращенные почти всегда шли одной дорогой – по нашей натоптанной тропе, с обеих сторон которой мы поставили сходящиеся изгороди из длинных жердей. Поначалу широкий проход постепенно сужался – будто горловина в верше – и зомби направлялись прямиком в ловушки. Димка собирался сделать здесь настоящую бойню – с самострелами, рушащимися бревнами, силками из стального троса… Вряд ли бы все это работало так же хорошо, как простая яма, спрятанная под хворостом, лапником и травой. Таких ям на этой тропе мы отрыли две. В обычные дни они были закрыты прочными щитами, сбитыми из досок. А когда мы ждали гостей, эти щиты становились частью изгороди.
Зомби, угодив в глубокую ловушку, уже не могли из нее выбраться. И нам оставалось только забить их тем или иным способом, после того, как с остальными обращенными уже было покончено.
Но в этот раз ко мне пришли не только зомби, но и другие твари. Гули, как оказалось, легко выпрыгивали из ям. Дедайты же каким-то образом распознали опасность и обошли ямы, сломав не такой уж и крепкий забор. Некоторые из них угодили в петли и капканы, но это едва ли могло им помешать: они отгрызали, отрывали себе конечности и, освободившись таким образом, двигались дальше…
Уж не знаю почему, но обращенные всегда шли волнами. Первая была самой мощной и многочисленной. Последними приходили ослабленные и отставшие в дороге твари – они могли появляться поодиночке, неожиданно и с любой стороны.
Так было и в этот раз.
Первый натиск мне помогли сдержать ловушки, пусть и не столь успешно, как это получалось раньше. Я расстреливал обращенных через заколоченное окошко, из рамы которого я аккуратно выставил стекло. У меня дважды кончались патроны к охотничьему ружью, и я делал перерыв, чтобы снарядить пустые гильзы. А когда обращенных поубавилось, мне пришлось сменить тактику: я приоткрывал дверь, ждал, спрятавшись в чулане, когда какая-нибудь тварь сообразит зайти в избу, и тут же с помощью веревки, протянутой через блоки, запирал выход.
Это было рискованно. Очень рискованно! Но мне было необходимо как можно скорее расправиться с непрошеными гостями.
И я, открыв дверь чулана, выходил на бой…
Раньше этот трюк мы проделывали, как минимум, втроем: один отвечал за дверь, двое, прикрывая друг друга, шли на зомби. На полу около входа в несколько рядов была натянута стальная проволока, несколько половиц были сняты. Преодолеть такие силки с наскока было невозможно. И мы долго убивали обращенного, пока он, ломая порой себе конечности, пытался до нас дотянуться.
Да, мы много чего изобрели, обороняя свою избенку…
Одного за другим я впустил в дом дюжину дедайтов, трех мангусов и одного гуля. Сначала я пронзал их двумя длинными пиками, потом брался за самодельную алебарду. Было несколько неприятных моментов, когда я едва не попадал в лапы обращенным, но тут выручало мачете. Стрелять пришлось лишь однажды – патроны я берег.
Я так устал, что уже ничего не боялся. Я просто делал свою работу. А когда начал буквально валиться с ног, ушел отдыхать. Перед разведенным в печи огнем я выпил кружку козьего молока, проглотил сырыми два яйца и сжевал весь оставшийся шоколад. Под окнами еще бродили какие-то обращенные, жутко подвывали попавшие в яму зомби – а я заснул, опьянев от еды и согревшись. Очнулся минут через сорок оттого, что подскуливающая Жучка лизала мне руку. Умылся. И пошел истреблять тех, кто жаждал моего мяса…
После первой волны обращенных подоспела вторая, с паузой часов в пять. За ней пришла третья – уже глухой ночью – этих я оставил на утро, но спать не решился, дежурил на дворе, стерег скотину. А вечером явились последние – с ними я успел разобраться до темноты.
Потом были сутки отдыха и ожидания. И еще один день потребовался, чтобы как следует обыскать округу, убедиться, что никакая тварь не укрылась по соседству. После всего этого полагалось заняться уборкой и погребением тел. Но мысли о Кате не давали мне покоя – я будто чувствовал, что с ней случилась беда. И я сбежал из дома, взяв с собой только оружие.
* * *
Кажется, я никогда не преодолевал расстояние от Плакина до Николкина так быстро, как в тот раз – откуда только силы взялись. И все равно я опоздал.
Катя была там, где я ее оставил. Только это была уже другая Катя.
Когда я поднялся к ней и открыл дверь, она забилась в дальний угол и заверещала так тонко и громко, что у меня заложило уши. Она ужасно выглядела, словно провела на чердаке не дни, а месяцы. Мне было страшно смотреть на нее, а особенно жутко выглядели ее безумные, будто бы выцветшие глаза.
Я не сразу понял, что здесь случилось. Даже увидев кровь на полу, я решил, что это какая-то мелкая тварь сумела пробраться на чердак, до полусмерти перепугав Катю – и она, прибив существо, окончательно тронулась умом.