Дайана замолчала. Элейн заерзала на стуле. Чарли сидел склонившись и прятал лицо в ладонях.
— Чарли!
Резкий и четкий оклик заставил его вздрогнуть. Он уронил руки и взглянул на Дайану.
— Чарли! — высоким ясным голосом повторила она. — Помнишь Фонтенэ, позднюю осень?
На его лице выразилось смущение.
— Слушай, Чарли. Слушай внимательно. Не пропускай ни слова. Помнишь тополя в сумерках, помнишь, как шли через город бесконечные колонны французской пехоты? На тебе была синяя форма, Чарли, с циферками на петлицах. Через час у тебя был боевой вылет. Вспоминай же, Чарли!
Чарли прикрыл ладонью глаза и издал странный легкий вздох. Элейн сидела выпрямившись, ее широко раскрытые глаза попеременно останавливались то на Дайане, то на Чарли.
— Помнишь тополя? — продолжала Дайана. — Садится солнце, серебрится листва, звонят колокола. Помнишь, Чарли? Помнишь?
Наступило молчание. Чарли с невнятным стоном поднял голову.
— Я… не понимаю, — хрипло пробормотал он. — Это как-то странно.
— Не помнишь? — Из глаз Дайаны текли слезы. — Боже! Не помнишь? Бурая дорога, тополя, желтое небо. — Внезапно она вскочила на ноги. — Не помнишь? — выкрикнула она во весь голос. — Думай, думай — час пришел. Звонят колокола… колокола звонят, Чарли! Остался час!
Он тоже вскочил на ноги, пошатываясь.
— О-о! — вскричал он.
— Чарли, — рыдала Дайана, — вспоминай, вспоминай!
— Я вижу, — ошеломленно отозвался он. — Теперь вижу… я вспомнил, вспомнил!
Чарли судорожно всхлипнул, ноги под ним подогнулись, и он без чувств рухнул в кресло.
Обе девушки тут же оказались рядом.
— Это обморок, — крикнула Дайана, — воды, быстрей!
— Ах ты, чертовка! — Лицо Элейн исказила гримаса злобы. — Смотри, что ты наделала! Какое право ты имела? Какое право?
— Какое право? — Черные, блестящие глаза Дайаны обратились к ней. — Полное право. Я уже пять лет как замужем за Чарли Эбботом.
В начале июля Чарли с Дайаной устроили в Гриниче повторную свадьбу. После венчания старые друзья перестали называть ее Даймонд Диком. Они сказали, это имя уже давно сделалось в высшей степени неуместным. По их мнению, на будущих детей оно окажет неблагоприятное, а то и вовсе губительное воздействие.
Но не исключаю, что при необходимости Даймонд Дик вновь сойдет с цветной обложки, шпоры его засверкают, бахрома на куртке оленьей кожи забьется на ветру — он поскачет в предгорья, чтобы защищать свои владения. Потому что под внешней кротостью Даймонд Дик всегда была твердой как сталь — такой твердой, что время замедляло для нее свой бег, облака расходились в стороны и больной человек, услышав неустанный стук копыт в ночи, выпрямлялся и скидывал с себя темное бремя войны.
1924
I
Когда входишь в офис Сайруса Джирарда на тридцать втором этаже, то думаешь первым делом, что попал сюда по ошибке, что лифт отвез тебя не в верхний этаж, а в нижний город, на Пятую авеню, и в этих апартаментах тебе не место. То, что ты принимал за щелканье тикера, оказывается всего лишь деловитым голосом канарейки, которая покачивается в серебристой клетке у тебя над головой, и пока томная дебютантка за столиком красного дерева готовится спросить твое имя, ты можешь услаждать свой взор гравюрами, гобеленами, резными панелями и свежими цветами.
Однако же контора Сайруса Джирарда занимается отнюдь не декорированием интерьеров, хотя все другие направления деятельности он в свое время охватил. Праздный вид приемной — не более чем камуфляж, за которым прячется непрестанная деловая суматоха. Это всего лишь пухлая рукавица на бронированном кулаке, улыбка на лице боксера-профессионала.
Яснее всех прочих это сознавали трое молодых людей, дожидавшиеся в одно апрельское утро приема у мистера Джирарда. Каждый раз, когда дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен» вздрагивала под напором грандиозных дел, они, не сговариваясь, нервно дергались. Все трое, не перевалив тридцатилетнего рубежа, находились еще на подъеме надежд, все только что сошли с поезда и не были знакомы друг с другом. Уже почти час они провели бок о бок в ожидании на диване, обтянутом черкесской кожей.
Однажды молодой человек с угольно-черными глазами и волосами вынул пачку сигарет и неуверенно предложил двум остальным. Но, выслушав их вежливо-всполошенный отказ, он быстро огляделся и вернул пачку в карман нетронутой. За этим щекотливым эпизодом наступило долгое молчание, которое нарушала только канарейка-тикер, отстукивавшая курс акций в стране птиц.
Когда часы в стиле Людовика XIII показали полдень, дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен» натужно, как бы одолевая сопротивление, открылась и ретивая секретарша пригласила посетителей войти. Они дружно встали.
— То есть… всем вместе? — несколько растерянно спросил самый высокий.
— Всем вместе.
Не глядя по сторонам и изображая невольно строевой шаг, они пересекли несколько помещений-форпостов и наконец вступили маршем в личный офис Сайруса Джирарда, чье положение на Уолл-стрит можно было сравнить с положением Теламонида Аякса среди прочих героев Гомера.
Это был тихий худощавый мужчина лет шестидесяти, с тонким, беспокойным лицом и ясными, доверчивыми глазами ребенка. Когда процессия из троих молодых людей вошла, он встал и с улыбкой обратил к ним взгляд.
— Пэрриш? — нетерпеливо спросил он.
— Да, сэр, — отозвался высокий молодой человек и был удостоен рукопожатия.
— Джонс?
Так звали черноглазого и черноволосого юношу. Он ответил на улыбку Сайруса Джирарда и с легким южным акцентом заверил, что рад знакомству.
— А вы, выходит, Ван Бюрен, — обратился Джирард к третьему.
Ван Бюрен подтвердил его догадку. Это был, очевидно, житель большого города — невозмутимый и одетый с иголочки.
— Садитесь, — пригласил Джирард, с интересом оглядывая посетителей. — Не могу выразить, как я вам рад.
Нервно улыбаясь, все трое сели.
— Да, господа, — продолжал пожилой хозяин кабинета, — будь у меня сыновья, я бы мечтал о том, чтобы они походили на вас троих. — Видя, как посетители залились краской, он рассмеялся. — Ладно, не буду вас больше смущать. Расскажите, как поживают ваши батюшки, а потом перейдем к делу.
Отцы молодых людей, очевидно, поживали хорошо и передавали мистеру Джирарду через своих сыновей поздравления с шестидесятилетием.
— Благодарю. Благодарю. Ну, с этим покончили. — Он резким движением откинулся на спинку кресла. — Так вот, мальчики, что я собирался сказать. В следующем году я удаляюсь от дел. Я давно задумал уйти на покой в шестьдесят, жена этого ждет, и вот время пришло. Откладывать больше нельзя. Сыновей у меня нет, равно как и племянников и других родственников, только брат, которому пятьдесят, так что мы с ним в одной лодке. Он, должно быть, продержится еще лет десять, вслед за чем имя моей компании, «Сайрус Джирард инкорпорейтед», скорее всего, поменяется… С месяц назад я отправил письма троим своим ближайшим друзьям по колледжу, да и по жизни тоже, и спросил, нет ли у них сыновей в возрасте от двадцати пяти до тридцати лет. Я писал, что в моем бизнесе есть вакансия для одного молодого человека, но только это должен быть работник самой высокой марки. Поскольку вы все трое прибыли сегодня сюда, я делаю вывод, что отцы расценивают ваши деловые качества именно так. То, что я предлагаю, просто и понятно. За три месяца я выясню все, что мне нужно, а по окончании этого срока двое останутся ни с чем, а третий получит награду, какие выдают в волшебных сказках: половину моего королевства и руку моей дочери, если она того пожелает. — Он чуть поднял голову. — Поправь меня, Лола, если я сказал что-то не то.