В полдень, когда все разведчики вернулись, не увидев ни одного московского воина, хан Ахмат отдал приказ немедленно сниматься и с максимальной скоростью отступать на юг.
Сафат понял, что близится его час.
..Даже смерть отца Анница не пережила так тяжело, как ужасную гибель Настеньки.
Все произошло настолько внезапно, неожиданно и бесповоротно, что никто ничего не успел предпринять.
Прошло не более четверти часа с тех пор, как возок с Настенькой, сопровождаемый охраной и скачущим рядом Генрихом, отъехал от ворот Медведевки. Нагнать его верхом было делом еще получаса, и Анница в сопровождении вооруженных Ивашки и Гаврилки Неверовых была уверена, что они вот-вот догонят повозку воеводы Образца.
Но прошло полчаса, и они ее не догнали, и тогда Ивашко, глянув на дорогу, вдруг крикнул:
— Анна Алексеевна, возок тут не проезжал, он где-то свернул, надо возвращаться.
Конечно, если бы не было войны и ежедневных передвижений огромного количества людей и повозок по всем дорогам и даже лесным тропам, Ивашко гораздо раньше заметил бы отсутствие колеи повозки, но дорога была настолько изрыта копытами и изъезжена повозками, что трудно было сразу сориентироваться, да и подозрений никаких ни у кого не было.
Они вернулись назад, нашли поворот, свернули вниз в заросли и тут наткнулись на бесчувственное окровавленное тело Генриха.
Анница все поняла сразу, и ее сердце остановилось.
Братья-близнецы тоже поняли.
— Анна Алексеевна, — шепотом сказал Ивашко, — немедленно едем домой, они могут узнать, что это не вы, и вернуться в любой момент.
Но Анница, не слушая его, рванулась вперед. Ивашко и Гаврилко догнали ее и, стащив с лошади, крепко схватили за руки.
— Анна Алексеевна, — сказал Ивашко, — Василий Иванович так бы не делал. Он бы вернулся, приготовился как следует и нанес бы такой же тайный и внезапный ответный удар..
— Да, ты прав, — прошептала Анница. — Отпустите меня — возвращаемся. Захватите Генриха.
Они быстро вернулись.
Генрих пришел в сознание, после того как им занялась Надежда, но не мог ничего толком рассказать — да он и не видел, что произошло. Должно быть, его тело просто оттащили с дороги, где он упал, и бросили в кусты, чтобы не бросался сразу в глаза.
На место происшествия немедленно отправились следопыт Яков Зубин и его ученик Алеша Кудрин.
Они все осмотрели, нашли колеса, трупы лошадей, изучили следы и, вернувшись через два часа, рассказали обо всем, что видели, довольно точно восстановив картину происшедшего.
Начинало темнеть.
— Эх-ма, — с досадой сказал Гридя Козлов, — а я ведь видал таких татар — ну точь-в-точь наши — ничем не отличишь… Полукровки они… Да поди ж ты, узнай…
— Кто мог догадаться? — оправдательно сказал Клим. — Мы же все проверили — и грамота в полном порядке — настоящая… Должно, убили кого и забрали…
Анница молчала, погрузившись в глубокое раздумье.
— У меня есть план, — сказала она, — но надо посоветоваться с Левашом. Мне нужна будет его помощь.
Клим, пошли за ним кого-нибудь — пусть немедля приедет. Алеша, готовься — ночью пойдешь на тот берег. И для тебя, Яков, у меня будет задание.
Но никаким планам не суждено было сбыться, потому что к тому времени, как они рождались, Настенька уже была мертва.
Распоряжение хана было выполнено немедленно, и еще прежде, чем наступила темнота, тело Настеньки доставили в Синий Лог для передачи в Медведевку.
По приказу хана доставившие тело люди подробно рассказали, как все произошло.
Леваша трудно было чем-нибудь удивить, он и не такое видел, но тут даже его сердце дрогнуло. Он лишь сжал зубы, чтобы ничем себя не выдать, когда понял, что татары так и не узнали, что это не Анница. Им же самим казалось, что такая женщина, как славная лучница Анница, победившая самого Богадура, как раз и должна была так поступить, чтобы спасти свою честь. Они поклонились Левашу и просили передать семье покойной, что слава о ней и ее героическом поступке будет всегда жить в Орде.
Они еще не знали, что самой Орде осталось недолго жить…
Когда татары ушли, бывшая жена Кожуха Кроткого, а ныне жена Леваша Ядвига, увидев голову Настеньки, отделенную от туловища, упала в обморок.
Леваш отнес жену в ее покой, потом позвал людей и велел принести лучший гроб — благо их у Леваша, всегда готового к боям и схваткам, было заготовлено несколько десятков.
Помолившись, он сам уложил тело Настеньки в гроб, аккуратно приложил голову и перевязал рану на шее белым платком.
Разумеется, это была только временная мера, чтобы не происходило того, что произошло с его женой, пока тело покойной не будет доставлено в Медведевку или Картымазовку. Леваш знал, что все необходимые процедуры, предшествующие погребению, будут проделаны там.
Он перевез гроб на пароме, когда уже стемнело, и тут же встретился ему Кузя Ефремов, посланный за ним Анницей.
Они одолжили в монастыре телегу и привезли гроб в Медведевку.
Леваш запретил Кузе ехать вперед, как тот хотел.
— Я сам скажу Аннице, — заявил он!
Анница, увидев Леваша, входящего в ворота, бросилась ему навстречу.
Он вдруг крепко взял ее за плечи и, глядя прямо в глаза, сказал:
— У нас у всех горе. Настасьи Бартеневой больше нет на свете. Я привез ее тело. Мужайся и помни, что твоя жизнь вся впереди.
И какая-то внутренняя сила бесстрашного воина и мужественного человека, притом весельчака и пьяницы, вдруг передалась Аннице.
— Это я должна была быть на ее месте, — только и прошептала она. — Это мое тело ты привез…
— Такова была воля Божья, — сказал Леваш. — Не нам судить…
…Настеньку схоронили, вернулся Картымазов, ежедневные военные хлопоты постепенно приглушили горе, особенно тяжелыми были дни с восьмого по одиннадцатое октября, когда стрельба и атаки не прекращались трое суток подряд.
Потом наступило затишье, — ударили морозы, и Угра стала покрываться льдом.
Князь Холмский и его штаб еще раньше покинули Картымазовку, и никто не предупредил жителей окрестных поселений, что московские войска отступят.
Просто однажды морозным солнечным утром 12 ноября Анница проснулась от удивительного ощущения глубокой тишины, которой не было здесь почти три месяца.
Сначала она не могла понять, что это значит, но тут ее разбудил взволнованный Клим и сообщил, что на всем берегу Угры не осталось ни одной пушки и ни одного московского ратника.
Несколько татар пронеслись на конях по дороге туда и обратно, взволнованно о чем-то переговариваясь, не обращая никакого внимания на беззащитные поселения, а через час и они исчезли.