Вот эти-то «люди тяглые, данники и слободичи» больше всего и беспокоили Медведева.
Как они там прожили целый год без хозяина? Не иначе как распустились совсем… Пьют, должно быть, беспробудно… Растаскивают потихоньку хозяйское добро. Порядка, верно, нет. Дом небось за зиму совсем отсырел…
Тут мысли Василия прервало какое-то странное поскрипывание в такт ритмичного чавканья копыт, которое послышалось откуда-то издали, спереди. Солнце уже скрылось за лесом, тени исчезли, и все вокруг постепенно становилось серым.
Из-за поворота лесной дороги медленно выползла скрипучая телега, ее тащила худая кляча, а сморщенный маленький мужичишка в дырявом армяке плелся рядом, держа в руках вожжи. Увидев Медведева, он испуганно остановился, и тотчас остановилась его жалкая лошаденка.
Медведев подъехал ближе, и мужичок, сняв шапку, начал поспешно кланяться.
Вот, пожалуйста. Может, это как рази есть один из тех «тяглых»…
— Бог в помощь, мил человек! Ты, случаем, не из Березок?
— Нет, хозяин… Я тут, под Медынью, в Даниловке живу.
Интересно, почему это он так дрожит?
— А далеко еще до Березок, не знаешь?
И губы как мел. Чего боится?
— Как не знать — знаю… Версты две по этой дороге проедешь, а там мосток будет через Черный ручей. А прямо за мостком и начинаются владения хозяина, что убили в ту осень, царство ему небесное, — мужичок перекрестился.
— А от мостка до хозяйского дома далеко еще?
— Да чего ж далеко? Версты три по дороге, а после забирай правее и увидишь дом близ самого берега Угры-речки, на холме в березовой роще, — мужичок стал успокаиваться, но бледность не сходила с его лица.
Медведев спешился, чтобы немного размяться, а заодно успокоить мужичка, но тот испугался еще больше и поспешно отступил, прячась за свою лошадку. Василий не торопясь расстегнул сумку у седла и вынул оттуда большую бутыль с греческим вином — прощальный подарок грека Микиса: еще когда покидал Медведев Донскую засечную полосу, отправляясь на службу в великокняжескую рать, почти два года назад. «Возьми, — сказал Микис, — такого вина нигде не найдешь, за ним великий князь нарочно своих купцов в Византию шлет!» Медведев, помня наказы покойного отца, в употреблении вина довольно сдержан был, однако, не желая обижать Микиса, который многим боевым хитростям его научил, бутыль с благодарностью принял, а потом как-то забыл о ней и лишь после встречи с великим князем, собирая в дорогу свои нехитрые пожитки, обнаружил.
Он из вежливости отпил небольшой глоток и протянул бутыль мужичку. Мужик смущенно улыбнулся, но бутыль взял, осторожно протянув руку из-за лошадки. Пока он прикладывался к бутыли, Медведев внимательно оглядел телегу. В ней кто-то прятался, лежа на соломе лицом вниз и укрывшись с головой длинной рогожей, но из-под самого ее края выглядывала грязная босая пятка.
Ишь, хитрец какой…
— Небось страшно одному в лесу? — лукаво спросил Медведев. Мужичок причмокнул и вернул бутыль.
— Страшно, — признался он, вытащил откуда-то краюшку хлеба и, разломив, предложил половину Василию.
Медведев протянул руку, но вместо того, чтобы взять хлеб, резким, неожиданным движением откинул рогожу, готовый тут же отразить нападение того, кто прятался в телеге, — скорее всего, он бросится с ножом или кистенем…
Но человек, лежащий ничком на соломе, был давно мертв — меж его белых, окостеневших лопаток торчало оперение стрелы.
Василий взял протянутый ему хлеб и откусил.
— Кто это?
Мужичок горестно вздохнул.
— Зять. Дочка гостила на Рождество. «Давай, говорит, пришлю тебе Ваньку крышу починить, а то потечет по весне». «Не надо, говорю, сам как-нибудь». Не послушалась — послала. Взял он вчера топор: «Поеду, говорит, вырублю в лесу покойного хозяина Березок пару бревен избу поправить — лес-то пока вроде ничейный. Ну и поехал на моей телеге… А теперь вот ни топора, ни телеги, ни самого… Вообще-то они мужиков простых никогда раньше не трогали, да зять мой очень строптивого нрава был, может, сказал чего не так… А может, это и не они вовсе. — Кто ж теперь правду узнает? Одному Господу сие ведомо, — он снова перекрестился.
— А кто это — „они“? — поинтересовался Медведев.
Мужичок огляделся по сторонам, будто опасаясь, что его кто-то услышит, и произнес почти шепотом:
— Много тут развелось всяких, аки псов окаянных — что на том берегу, что на этом. Не зря, видать, нынче лес покойного барина иначе как Татим [7] и не зовут…
— Ну, ты подал бы челобитную хозяину своему или наместнику великокняжескому в Медыни…
Мужичок вздохнул и поглядел на Медведева как-то странно.
— Видать, недавно ты в наших местах, барин.
Ой, берегись, пропадешь зазря! Ну, ладно, пора мне, — вдруг заторопился он, — а то, не приведи Господь, дочка, мужа лишившись, еще и без отца останется. Прощай, мил человек, и храни тебя Бог в пути! А Березки легко узнаешь — по конскому хвосту над воротами…
Он резко ударил лошадку вожжами и засеменил рядом с телегой, стараясь как можно быстрее удалиться.
Медведев некоторое время глядел ему вслед.
Что это за вздор? Какой еще конский хвост?
Он пожал плечами, спрятал в сумку бутыль и вынул оттуда кольчугу дедовской работы с длинными рукавами, но не надел ее, а лишь накинул на спину, завязав рукава узлом на груди.
Теперь Василий ехал еще медленнее, внимательно глядя по сторонам и прислушиваясь к каждому шороху, но все вокруг было спокойно, и скоро он добрался до ручья без всяких приключений.
Темнота быстро сгущалась.
Перед старым мостиком из полуистлевших бревен Медведев остановился и окинул взглядом противоположный берег.
Согласно грамоте великого князя, за ручьем начинаются его владения. На той стороне он полный и единовластный хозяин всего, что вокруг, включая жизнь каждого встречного…
Копыта Малыша глухо протопали по бревнам старого мостика, и не успел Василий Медведев ступить на свою землю, как впереди мелькнул; тень — кто-то быстро перебежал дорогу.
Медведев проехал еще дюжину саженей, [8] одна ко ничего не произошло.
Их не больше десятка, и скорее всего, пешие — на лошадях в лесу без шума не двинешься. Наверно, там, у поворота, внезапно выскочат, возможно, сперва повалят на дорогу заранее подрубленное дерево…
Однако все оказалось намного проще.
Из темных зарослей по обеим сторонам дороги вынырнули двое верзил в рваных полушубках Один из них ловко схватил Малыша под уздцы и наглым, охрипшим голосом насмешливо приказал: