ГЛАВА 17
СОБЛЮДАТЬ ДИСТАНЦИЮ

— Кто там? — спросила Лола звучным, глубоким голосом, похожим на мужской.

— Друзья, — отозвался из глубины кресла Феликс. Он сидел к ней спиной и даже не встал навстречу!

Она застыла на пороге, не решаясь войти. Но было ясно, что она не из тех, кто бежит от опасности.

— Не помню, чтобы я кого-то приглашала, — заметила она, все еще не успокоившись, по-прежнему держась рукой в длинной изящной перчатке за ручку двери.

— Старик и мальчишка тебе злого не поделают, — пробубнил Феликс в свой стакан.

— Мальчишка?

Я слабо кивнул.

— Не знаю никаких мальчишек. Я не люблю детей. Пусть он уйдет.

Я вскочил на ноги, готовый тут же подчиниться.

— Это не просто мальчишка. Такой мальчишка тебе понравится. — Феликс махнул мне, чтобы я сел обратно.

Вот странно: эти двое переговаривались между собой, как актеры в театре. Словно подавали друг другу реплики. И все это время Феликс сидел к Лоле Чипероле спиной, а она не двигалась с места.

— А почему этот мальчишка переодет девчонкой?

Елки-палки. Я совсем забыл, что я в юбке!

— Потому что он немножко актер, как я, — ответил Феликс.

Лола Чиперола снова замолчала. Казалось, она вспоминает слова.

— А знает ли этот мальчишка свою роль?

— Каждый актер знает свою роль, — подумав, сообщил Феликс. — Не знает только, кого видят в нем другие.

Я не успел даже обдумать эти загадочные речи.

— А эта юбка!.. — воскликнула вдруг Лола Чиперола, и шагнула ко мне, и остановилась в полушаге, удивленная и испуганная. Что не так с моей юбкой? Я попытался спустить ее пониже, чтобы прикрыть свои острые коленки. Лола Чиперола решительно направилась к Феликсу:

— Ты… Ты способен на все, да? Для тебя не существует границ?

— И границ, и законов, — спокойно согласился Феликс. — К тому же выяснялось, что мальчишка — твой большой поклонник.

С этими словами Феликс поднялся и предстал перед Лолой Чиперолой во весь рост. Они стояли и смотрели друг другу в глаза. Я заметил, что она склонила голову, будто уступая Феликсу, но тут же снова выпрямилась, пристально взглянула на него, начала говорить что-то — а Феликс взял ее за руку, вот просто так взял за руку Лолу Чиперолу и со словами: «Надо присесть!» подвел ее к кушетке. И она послушно села.

— Налей мне чего-нибудь выпить, — попросила она слабым голосом, стряхивая с ног туфли.

Феликс подошел к круглому столику в углу, изучил этикетки на бутылках и налил в бокал густого темно-красного вина. Лола Чиперола кивнула.

— Однажды ночью в мой дом явились мальчишка и старик, — пробормотала она. Дрожащими пальцами полезла в сумочку и достала пачку сигарет. Феликс протянул ей золотую зажигалку. Тонкий огонек зажегся между ними. Не отводя от Феликса глаз, Лола Чиперола закурила. Сейчас он и ее загипнотизирует, подумал я. Загипнотизирует, как машиниста, как полицейского. Как меня. Я даже расстроился, что она так легко сдалась.

— Выступай перед ней, — тихонько велел мне Феликс, сверля глазами Лолу Чиперолу.

Я? Выступать? Перед Лолой Чиперолой?

— Я не… Я…

— Амнон.

То ли оттого, что он первый раз назвал меня по имени, то ли из-за того, что мне было уже все равно…

— Да, Амнон. Пожалуйста, — попросила и Лола Чиперола. Мое имя она произнесла медленно, отчетливо проговаривая каждый слог.

И тогда в углу, среди комнатных цветов, возникла вдруг объемистая тень. И замахала мне обеими руками.

— Вот это да! — кричала Габи. — Ну, давай же! Выступи перед ней!

— Я не умею! — простонал я.

Тень выполнила выдающийся по неуклюжести прыжок и принялась рвать на себе кудрявые волосы. Я решительно замотал головой. Тень на секунду задумалась. Затем выпрямилась, подняла одну руку, а другую поднесла к глазам тем самым движением, каким обычно Габи изображала Лолу Чиперолу.

— Я ее боюсь! — пожаловался я.

— Восстань, Нуну Львиное Сердце! Я помогу тебе!

— Ага, умная! Легко говорить, когда ты не здесь. Я-то видел, как ты сама тряслась перед ней.

— Замолчи и слушай внимательно! Мы начинаем.

На дрожащих ногах я встал. Я не смотрел на Лолу Чиперолу. Я старался не думать о том, где я, о том, что она скинула свои роскошные сиреневые туфли и сидит передо мной босая, подобрав под себя ноги, совсем как обычная женщина. О том, что на мне юбка и девчачьи сандалии. О том, что все давно уже стало с ног на голову. Я не отводил взгляда от столика с цветами. Всеми силами воображения я надел на тень Габино извечное черное платье (черное ведь стройнит, вот она и не снимает траура по той стройной женщине, скрытой под жировыми складками), а сверху приладил круглую физиономию с носом-картошкой, и веснушки, и лягушачий рот, вечно смеющийся, и вспомнил, как она вдруг отвлекается от мытья полов или чистки лука и притихает, будто прислушивается к далекому зову, и я уже знаю, что будет дальше, и улыбаюсь до ушей, а Габи поднимает руку, медленно выпрямляется и начинает хриплым, глубоким, царственным голосом:

— О земля садов высохших… О ослепшие жаворонки…

И кланяется, скромно придерживая край платья, а в глазах стоят луковые слезы.

— И принца, его величества, нет, уехал он в черной карете, и как же я теперь назовусь ему верной, раз не последовала за ним туда до самого конца?

Я не помню, как начал повторять за Габи. Сначала у меня после каждого слова перехватывало дыхание, но постепенно голос мой окреп, набрал силу, и, кажется, я даже начал жестикулировать, как Габи, как Лола Чиперола…

Как я только посмел, откуда набрался наглости — выступить перед ней? Я слышал скрип кушетки, слышал звон бокала, но не видел ничего, только говорил и говорил, видимо, от усталости забыл стесняться. Хорошо, что Габи вещала из моей груди, была со мной, охраняла меня. Образ ее как-то слился с образом Лолы Чиперолы, смягчил его, будто уговорил ее во имя женской солидарности позаботиться обо мне, пока я здесь, в ее доме. Вот честно, после целого дня, проведенного с сумасшедший, непредсказуемым Феликсом, в присутствии Лолы Чиперолы, сдержанной и бесстрастной, я вдруг успокоился.

Я читал и читал, пока не дошел до того места, где Аарон Маскин, другой актер, должен был ответить Лоле Чипероле от лица короля-отца. Монолог закончился. И я вместе с ним. Обессиленный, сам от себя такого не ожидавший, я свернулся на кушетке. Теперь спать.