В этот момент от крыльца донесся крик, наперерез машине устремился майор Никитин.
– Стой, стой! – завопил он, размахивая руками.
– Вот блин! – покосился на Веню Локтев. Ударив по тормозам, он высунулся в окно. – Чего?
– Разворачивайся, Локтев! Быстрее!
– А что случилось?
– На Серова грабанули банковскую машину!
– Ну? А мы-то тут при чем? – довольно фальшиво изобразил удивление Локтев. – Мы к спонсору ездили, насчет свечей.
– Да при чем тут ваши свечи? Терлецкий объявил операцию «Перехват», все машины разъехались, а у меня «бобик» сдох, эксперта не на чем отправить! Маслов, Маслов! Давай сюда, обноновцы тебя доставят! – повернулся к крыльцу Никитин.
Локтев хотел что-то возразить, но Веня толкнул его в колено и прошипел:
– Не дергайся, Серый! Бесполезно.
– Тогда, может, я сам его отвезу, а ты в отдел? – быстро спросил Локтев.
– Нет, я лучше с вами… – покачал головой Веня.
Пока Локтев разворачивался, от крыльца с огромным «дипломатом» подошел Иван Иваныч Маслов – сорокавосьмилетний грузный эксперт. Веня поспешно перебрался на заднее сиденье, Маслов уселся, и «восьмерка» стартовала под крик Никитина:
– Приедете на место, сразу доложитесь Терлецкому, он где-то там!
– Да пошел ты! Командир фуев! – бросил в окно Локтев. – Да, Вань?
Маслов промокнул носовым платком лоб и вздохнул:
– Не говори, Сергей. Я с жуткого бодуна после вчерашнего… С обеда задремал малость, а этот чертов Никитин как заскочит да как заорет, я чуть со стула не брякнулся.
Веня задумчиво посмотрел на покрытую каплями пота плешь Маслова и вдруг сказал:
– У универсама тормозни, Серый.
– Что? – удивленно оглянулся Локтев.
– У универсама, говорю, тормозни на минуту! – раздраженно повторил Веня. – Пить хочется, мочи нет. Заодно и Иваныча угостим. Да, Иваныч?
– Да, – кивнул эксперт, проводя платком по голове. – Похмелье и жара вещи суть несовместимые…
– Чего-чего? – покосился на него Локтев.
– Пить человек хочет! – так же раздраженно отозвался с заднего сиденья Веня. – Поворачивай к универсаму!
Сергей так и не понял причины внезапной нервозности Вени, но выяснять это при Маслове, к счастью, не стал. Возле универсама Веня выпихнул Локтева из машины и выбрался на улицу через водительскую дверцу.
Ожидая его, Сергей перекурил и поболтал с Масловым на отвлеченные темы. Наконец, минуты через три, Веня вернулся с большой бутылкой диетической колы. Подмигнув Локтеву, он наклонился в салон и почти весело сказал:
– Держи, Иваныч!
– Благодарствуем! – кивнул эксперт.
Скрутив пробку, он жадно припал губами к бутылке. Веня тем временем забрался на свое место. После Маслова к коле приложился Локтев. Веня попил последним, но жажда его явно не мучила. Сделав для виду пару глотков, он сказал:
– Да, хорошо, что я не эксперт. Таскайся по жаре с неподъемным чемоданом, а тебе и помощника не дадут. Тяжело, поди, приходится, а, Иваныч?
– Ой, не говори, Вениамин, – вздохнул Маслов. – Иной раз, как сегодня, вообще жить не хочется…
Как и любой эксперт, Иваныч больше всего в жизни любил жаловаться на тяготы своей профессии. Веня же сочувствовал ему всю дорогу до улицы Серова и не переставал удивляться черствости и недальновидности начальства, не ценящего таких выдающихся кадров.
Локтев, окончательно переставший понимать смысл происходящего, только в затылке чесал. Выбравшись к Серова дворами, он резко повернул и сказал:
– Все! Приехали!
– И вечный бой, покой нам только снится! – вздохнул разжалобивший себя собственными рассказами Маслов. – Как бы до вечера дожить.
– Да не расстраивайся ты так, Иваныч! – отозвался с заднего сиденья Веня. – Я тебе помогу, все равно на «Перехват» мы уже опоздали!
– В движке покопайся, Серый! – быстро сказал Веня, выбираясь из машины вслед за Масловым.
– На фига? – удивился Локтев.
Веня же выскочил из машины и поспешно выхватил у эксперта «дипломат». В следующий миг они как родные зашагали к стоящей посреди проезжей части «семерке».
– А-а, понял… – хлопнул себя по лбу Локтев. – Молодец, Веник, голова!
В следующий миг Сергей выпрыгнул из машины, поднял капот и в живописной позе склонился над двигателем «восьмерки». Из-под руки он поглядывал на происходящее.
А происходило на Серова то, что обычно следует за дерзким преступлением. Обстановка на месте ограбления была крайне нервозной, действия доблестной светловодской милиции, как обычно, отличались крайней бестолковостью.
Прибывший на место Терлецкий первым делом услал все патрульные машины перекрывать выезды из города. Теперь он силами немногих оставшихся на месте сотрудников милиции пытался организовать качественное оцепление.
Сделать это было совсем непросто. На обычно тихой и малолюдной улице Серова успела собраться приличная толпа. Невесть откуда сбежавшиеся зеваки спешили увидеть все собственными глазами.
Терлецкий нервно курил, то и дело покрикивая на подчиненных. Веня с Масловым подошли к нему и поздоровались. Маслов настолько вошел в роль страдальца, что даже за сердце держался.
Терлецкий оглянулся, кивнул и что-то сказал. Секунду спустя Веня с Масловым направились к «семерке», Терлецкий заорал кому-то через дорогу:
– Оттесняй! Оттесняй за бордюр! Следы же на хрен затопчут!
– Молодец, Веник! – успел хмыкнуть Сергей.
В этот миг Терлецкий оглянулся на «восьмерку» и крикнул:
– Локтев! Локтев! Давай сюда!
– Вот блин! – вздохнул Сергей. Подняв голову, он развел руками и заорал: -Не могу, товарищ подполковник, зажигание гавкнулось окончательно! Еле-еле Маслова довезли! У вашего водителя свечей запасных случайно нет?
– Какие на хрен свечи, Локтев? На ту сторону давай, быстро, пока оцепление не прорвали!
– А-а, – кивнул Сергей. – Сейчас!
С грохотом захлопнув капот, он закрыл «восьмерку», перебежал через улицу и крикнул в толпу:
– Назад! Назад! Вы что, инкассаторской машины не видели? Там всего миллион украли!
Как и следовало ожидать, это сообщение еще больше раззадорило толпу. Желающие посмотреть на машину, в которой совсем недавно лежал целый миллион, начали напирать на передних. Жиденькое оцепление дрогнуло и принялось медленно отступать к середине дороги.
Заваривший эту кашу Локтев кричал громче остальных милиционеров и даже раздавал кое-кому из зевак тумаки, чтобы еще больше накалить обстановку. Тут уж через дорогу перебежал сам Терлецкий и с матами и перематами принялся взывать к гражданским чувствам толпы.