По правую руку кто-то из его орлов воскликнул:
– Кто это у нас?
– Бля, Михай! Смотри какая сучка!
Волошин нахмурился. Его солдаты оживились, бросились на другой конец островка из гравия.
– Это я ее нашел! Я первый!
– Маму свою ты будешь первый… хотя нет, ее уже имел твой папа и я!
– Я тебе коленные чашечки перебью, мразь!
– Да пошел ты!
Едва не возникла драка, но не на это обратил внимание Волошин. Там, куда указывали ошалевшие от скудной добычи солдаты, во тьме, среди сажи и груды обгоревшего пластика, поднялись две тени. Одна, толстая и высокая, попыталась закрыть собою вторую, низкую, но подтянутую и фигуристую.
– Заткнитесь, – рявкнул Волошин. – Молчать!
Наемники с удивлением обернулись. Кто-то выругался, кто-то предположил:
– Шеф, ты первым, что ли, хочешь быть?
– Заткните пасти, мать вашу! – прорычал Волошин, но теперь уже на тон ниже. Так поневоле получилось. Так бывает, когда губы сами по себе растягиваются улыбкой.
Волошин запихнул пистолет обратно в кобуру. Подошел уже неторопливо. Сообразил запоздало, что в шлеме его лица не рассмотреть, и рывком сорвал его. Девчонка тут же ахнула, а толстый очкарик вспомнил его секундой позже. Вспомнил и отшатнулся.
– Здравствуйте, – протянул он с улыбкой. – Далия Верникова, соб-бственной персоной. И конечно, верная шестерка Суворова – ужасный хакер Дикарь.
Девчонка, надо признать, за последние два года стала гораздо привлекательнее, в движениях и фигуре прибавилось женственности. Она молчала. Очкарик тоже.
– Ну чего сникли? Давно ведь не в-виделись.
– Твое заикание других не раздражает? – вдруг спросил Дикарь. Голос так дрожал, что в словах с трудом угадывается ехидство. – Говорят, что заикание – первый звоночек перед знакомством с господином Альцгеймером…
– Да ты что? Как оригинально. Еще что-нибудь нап-последок?
Волошин понимал, что тон его не оставляет жертве никакой надежды, но ничего с собой поделать не мог. Это его момент триумфа. Только теперь стало ясно, как все-таки он долго ждал его. Не забыл, ох не забыл он парней из Internet Hate Machine и этой девки. Как она морочила ему голову, сука, как она вертела им. А ведь он тогда не хотел ее убивать, даже решил не калечить. До тех пор, пока не узнал, что она заодно с Neo Dolphin’ом и всей его гнилой шаражкой.
Но ничего… есть в мире справедливость. Теперь уж он с ней расквитается. Наверное, лучше начать с Дикаря, а ее оставить на потом. Может быть, взять ее с собой, чтобы уже в спокойной обстановке насладиться триумфом.
Волошин оскалил зубы, не замечая сведенных судорогой ненависти пальцев…
И тут свет погас…
* * *
«Что за…» – успел подумать Волошин.
На автомате включил тактический фонарик.
– Ну вот, все в сборе.
Голос гремел где-то под потолком.
Волошин крутанулся на каблуках, пистолет сам по себе очутился в ладони. Но носителя звука не было видно. В рваных крыльях эха он с трудом понял, что это скрытые громкоговорители.
– Уважаемые обитатели и гости отеля Картонная крепость! – начал голос с издевательской вежливостью. – Администрация рада сообщить, что сегодня каждый из вас станет свидетелем простого, но от этого не менее привлекательного чуда. Оно называется справедливостью. Странной, загадочной формой упорядоченности нашего мира.
«Это еще кто? – подумал Волошин в растерянности. – Очередная защитная система? Но ведь Аннигилятор должен был все отключить!»
Чувствуя себя неуютно на открытом пространстве и в темноте, он быстро нахлобучил шлем. На щитке тут же забегали цифры, автоматика предложила включить прибор ночного видения. Волошин отказался. Пока особой надобности не было, да и зажженные фонари будут мешать.
– О вас, господин Волошин, мне все известно, – продолжал голос. – А вот остальные присутствующие пусть тоже наденут очки дополненной реальности. Господь хочет, чтобы меня лицезрели!
Все еще недоумевая, Волошин дал команду найти и подключиться к местной сети. Удивительно, но это ему удалось. Сеть работала.
Повертев головой – вокруг была тьма, – Волошин поднял взгляд к потолку, откуда шел голос. И застыл, пораженный. Если этот человек говорил о Боге и прикрывался его именем, то при взгляде на него дьявол вспоминался чаще.
Под потолком зависла в воздухе красная, огромная тварь, словно с нее содрали кожу. Большие зеленые глаза, клыкастая пасть, длинные, жилистые руки.
– Ты кто? – крикнул Волошин. – Назови себя!
– О господин Волошин, – захохотал демон мрачно. – Вам ли сетовать на неведение? Впрочем, остальным мне все равно нужно будет представляться. Что ж, тогда тянуть не станем.
Вопреки своим словам он все-таки сделал паузу, чтобы через десять секунд торжественно произнести:
– Я ваш спаситель! Я подарю вам возможность предстать перед судом Господа, чтобы смогли через страдания искупить свои грехи! Вы, жалкие, глупые слепцы, зовете меня Аннигилятором. Я пришел напоить вас болью…
Япония, Токио, офис Интерпола
Мимо церэушников проскользнуть удалось.
И – слава Богу.
Леонид вовсе не горел желанием сталкиваться с заместителями Беннета. Власти у них побольше, желания и рвения – хоть отбавляй. А врать, хоть из другой конторы, но все же коллегам Леонид не желал.
По бумаге, каким-то чудом выбитой месье Бенуа, они с Галлом, как назвал контрабандиста Суворов, получили в оружейной пистолеты. Себе Леонид брать ничего не стал, хватало и табельного, вон как бок жжет тяжелая железяка. Зато Галл зарылся на полках, как свинья под дубом. С удовольствием перебирал стволы, заглядывал под затворную раму, что-то бурчал. Леониду показалось, что, дай ему волю, он на целый день тут останется.
– А ты что же? – спросил контрабандист. – Не выберешь ничего?
– У меня есть, – с неохотой признался Леонид. – Хватит.
Говорить о том, что он не желает и этот использовать, понятное дело, не стал. Никто не должен знать о его боязни оружия. Иногда Леонид самому себе не признавался в этом. Но картины из детства иногда возвращались в кошмарах. Из того момента, когда родилась и расовая терпимость. Мига, когда в их квартиру вломились французские полицейские. Потрясая оружием, заломили руки его отцу, исповедовавшему ислам и открыто в этом признававшемуся. Как позже рассказала мать, во всем виноват был анонимный звонок от кого-то из соседей. Французы, насмотревшись по новостям терактов, тогда в каждом мусульманине видели бандита и убийцу. И вот, в одной пижаме, Леонид смотрел на отца, лежащего ничком на полу. Из разбитого носа у него текла кровь, руки заломлены за спину так сильно, что натянувшаяся на плечах кожа, казалось, вот-вот лопнет.