«Что-то Володьки не слышно. – Ротный срезал короткой очередью черную фигуру, пытавшуюся обойти его слева, и перевернул связанные изолентой магазины: по его расчетам, в первом оставалось патронов десять, не больше. – Живой ли?»
– Володька! – крикнул он, инстинктивно пригибаясь, когда сплющенная о валун пуля прожужжала над головой и, звонко щелкнув о другой, безопасная уже, шлепнулась под ноги. – Ты как там?
– Нормально… – глухо донеслось через несколько секунд, и Сашу резануло по сердцу, словно ножом: ранен.
– Держись! – крикнул он, выдергивая чеку из гранаты.
Против такого аргумента устоять было невозможно и, воспользовавшись мимолетным затишьем после взрыва, он ужом скользнул между камнями, больно ударившись при этом раненой рукой, и кубарем скатился в Володькин капонир. Опомнившиеся преследователи ударили длинными очередями, но это уже, как говорится, было мимо кассы.
– Как ты тут? – утер он перемешанный с пылью пот, струившийся по лбу, и удивился, отметив, что ладонь перемазана красным – боли он совсем не чувствовал, наверное, каменной крошкой посекло.
С Володькой было плохо. Зажав обеими руками живот, он в позе зародыша прижался спиной к валуну. Автомат валялся рядом.
– Дай гляну, – с силой оторвал ротный окровавленные руки друга от живота и осторожно отвел пропитанную кровью полу рубашки.
За годы, проведенные «за речкой», он научился разбираться в ранах. И с первого взгляда понял, что дело плохо: входное отверстие чернело на три пальца левее и ниже пупка и почти не кровило. Выходного не было, значит, пуля осталась в теле.
– Как же тебя угораздило? – безнадежно произнес он, лишь бы что-то сказать, не молчать.
– Рикошет, наверное, – просипел друг. – Я и не понял сперва… Уходи, Саша. Я один… Мне теперь терять нечего…
В его крупном кулаке, незамеченная сразу, была стиснута граната.
– Уходи, – настойчиво повторил он, скрипнув зубами, и друг с болью в сердце понял, какую боль терпит друг. – У тебя Дина…
И как назло, ни аптечки под рукой, ни даже глотка спиртного, чтобы облегчить мучение.
«Не судьба, – подумал он, кладя ладонь поверх Володиного кулака. – Значит, не судьба…»
И сразу стало легко-легко, будто сбросил с плеч огромный груз, давивший к земле. Будто не было этих десятилетий, пролетевших после Афгана, будто снова двадцать пять и впереди – вечность.
– Ты это брось, солдат, – улыбнулся он другу и получил слабую улыбку в ответ. – Ты это брось. Если не мы, то кто же?
– …кто же? – прошептал в ответ Владимир, и мутная слеза скатилась по пыльной щеке, канув в черной щетине…
* * *
Взрыв был почти не слышен, но Вояка остановился, будто налетев на невидимую стену. Он отлично знал, что это за звук, догнавший его и толкнувший в спину сильнее давешней ударной волны атомного взрыва. Он стоял так, ссутулившись и неосознанно вслушиваясь в тишину, больше минуты, пока на него не начали озираться ушедшие вперед остальные. Тогда он тряхнул головой и догнал торопливо бредущий отряд. Бой за спиной подгонял людей, и вряд ли многие поняли значение повисшей позади тишины. По невозмутимому, как обычно, лицу Вояки нельзя было прочесть ничего из того, что сейчас горело в его душе.
Погребальным костром по еще двум людям, которых он послал на смерть.
По еще двум солдатам.
На коротком привале, сделанном уже в сумерках, когда отряд перевалил через хребет и впереди лежал долгий спуск к морю, невидимому в темноте, Дина подсела к нему поближе.
– Они вернутся? – спросила она коротко, словно выстрелила в упор. – Они нас догонят?
В ее словах было столько надежды, что Вояка не смог, не нашел в себе сил сказать правду.
– Конечно, – ответил он, глядя ей прямо в глаза, шарившие по его лицу в попытке найти слабину, трещину в вечной его броне. – Думаю, на рассвете или немного позже.
– Вы врете, – безнадежно опустила она взгляд. – Они погибли. Я же видела, как вы остановились тогда, перед перевалом.
Он не нашел, что ей ответить, просто протянул руку и погладил по плечу.
– Они вернутся. Если будешь верить – они вернутся. А теперь иди и отдохни хотя бы немного. Через час мы выступаем – до рассвета мы должны достигнуть моря.
Она покорно встала и ушла в темноту, а он долго смотрел ей вслед.
«Стареешь, – укорил он себя, укладываясь на жесткое каменное крошево и опуская веки. – Пора в утиль, старая развалина…»
* * *
– Что это за хрень? – Сергей вернул бинокль Вояке. – Порт, что ли?
– Я думаю – военно-морская база. Небольшая. Крупным кораблям тут не поместиться, да и вряд ли у египтян их особенно много… Катера. Судя по всему – ракетные. И старенькие – наши еще, наверное…
Мужчины лежали на обрыве – древнем коралловом рифе, тысячи, если не миллионы лет назад вознесенном землетрясением на добрых полсотни метров над нынешним уровнем моря. Колючий ракушечник, присыпанный песком, немилосердно резал кожу, едва прикрытую легкой тканью, но ради такого зрелища стоило потерпеть.
Внизу, в узкой бухте, защищенной со всех сторон такими же рифами-утесами, приткнулись к бетонному пирсу три корабля. Не корабля, конечно – так, кораблика. Едва-едва превосходящие по размеру привычные туристические яхты, они походили на последние, как дикий волк походит на домашнюю собаку – хищные, поджарые, не белоснежные, как прогулочные лоханки, а серо-пятнистые, будто облаченные в камуфляж. И, что самое главное – целехонькие, по крайней мере на первый взгляд.
К морю беглецы вышли вчера вечером и, не рискуя соваться на открытое место, заночевали в колючих зарослях неподалеку от обрыва, под которым шумели волны. Все были настолько измотаны, что Вояка даже не стал назначать часовых, дав людям отдых. А сам всю ночь просидел с автоматом на коленях на камне, в отдалении, чтобы не мешал храп и вскрики мучимых кошмарами товарищей, чутко вслушиваясь в ночь. Сергей пару раз за это время предлагал вполголоса командиру сменить его, но тот лишь отрицательно качал головой.
«Во железный мужик! – уважительно думал крепыш, снова укладываясь под бочок супруги. – И правильно не соглашается. Я засну через десять минут – пушками не разбу…»
И, не додумав мысли, проваливался в полную кошмаров черноту сна…
В очередной раз он открыл глаза, когда уже светало. Шум моря стал слышнее – к утру посвежело, ветер, совсем было улегшийся за ночь, разгулялся, и прибой усилился. Вояки на камне не было.
«Куда он девался? Может, по нужде отошел?»
Сергей попытался снова уснуть, но сон не возвращался. Позевывая, он поднялся на ноги и, стараясь не хрустеть щебнем, потянулся. Товарищи спали.
«Пойти поискать его, что ли?»
Мужчина снял куртку и поплотнее укутал сжавшуюся в комочек жену. Сердце внезапно закололо от приступа нежности к ней – такой маленькой, хрупкой и так мужественно сносящей все тяготы долгого пути.