Осторожно ступая, он отошел от лагеря и направился к обрыву, почему-то пригибаясь, как будто его кто-то мог увидеть со стороны.
Знакомую фигуру он заметил сразу: Вояка лежал на краю обрыва и не шевелился.
«Что с ним?»
Уже не думая о скрытности, Сергей бросился к распростертому телу и как будто на стену налетел от звука спокойного голоса:
– Чего растопался, как слон. Ложись и ползи сюда.
– Как? – растерянный крепыш послушался.
– По-пластунски, как в армии.
– В смысле – зачем? – он уже полз, стараясь особенно не отклячивать пятую точку.
– Увидишь. Только осторожно, чтобы снизу не заметили.
Но снизу смотреть, похоже, было некому.
– Куда они подевались? Смылись, что ли?
– Может, и смылись… А может, и вырезали их втихую. Видишь, флага нет.
Флагшток перед приземистыми зданиями за пирсом действительно пустовал. Не видно было флагов и на катерах.
– У израильтян боевые пловцы еще те, – продолжал Вояка. – Подкрались ночью… На подлодке, например, выбрались потихоньку на берег…
– А чего свой флаг не подняли?
– А зачем? Задание выполнено, база нейтрализована. Погрузились на свою лодку и дальше отправились. А сухопутным, как знаешь, уже не до этого.
– Сходим разведаем?
Вояка посмотрел на спутника долгим взглядом и нехотя обронил:
– Конечно. Только я один схожу. А ты смотри в оба. А если что – буди остальных и занимайте оборону.
Он помолчал.
– Если ничего не случится, тоже буди. Мы тут не на курорте. Дома отоспятся.
Сергей не успел ответить, как Вояка ужом скользнул к одной из расселин, в изобилии прорезавших обрыв, и исчез из виду. Был – и нет.
Мужику оставалось лишь покрутить головой: ему, с его ста двадцатью килограммами живого веса, подобные штучки были не по плечу…
* * *
Территория базы, как водится, была огорожена колючей проволокой. Добротной, американской нержавеющей «ленточкой» – не чета многим российским военным объектам, довольствующимся подобной фурнитурой, изготовленной отечественной оборонкой еще чуть ли не при «Отце народов». Но по воде колючку не протянешь, как ни крути, поэтому Вояка без особого труда обошел далеко вдающуюся в море ограду по колено в теплой, как парное молоко, волне. Сюрпризов со стороны египтян он не опасался – хорошо знал если и не их менталитет, то менталитет их единоверцев, мало отличающийся на всем протяжении без малого половины земной окружности. Не выдать себя в секрете мог только очень-очень-очень выдержанный приверженец Магомета. И никто из них не отказался бы ради конспирации от утреннего намаза, сроки которого давным-давно вышли. Крошечный порт был пуст – сомнений не возникало. Но и меры предосторожности никогда не бывали лишними…
Запах смерти он почуял за несколько метров от двери крайнего барака: тяжелый, сладковатый запах разложения, преследующий Вояку, казалось, всю его жизнь. По крайней мере – последние четверть века с лишком…
Персонал базы оказался на месте. Весь. Никаких самоволок и увольнительных.
Иного, без сомнения, вывернуло бы наизнанку от одной волны смрада, пахнувшего из осторожно приоткрытой двери, но не бывалого офицера, подобные покойницкие видавшего не раз, не два и не сто два.
Да, похоже, он оказался прав: тут поработал спецназ. Может быть, те самые боевые пловцы, а может – и их заокеанские учителя, «морские котики». Огнестрельных ранений, насколько он мог убедиться при беглом осмотре, практически не было – всех египтян лишили жизни исключительно холодным оружием. Скорее всего спящими – большинство были, что называется, в исподнем: майки, трусы, босиком. Лишь трое, лежащие у стены особняком, – в морской форме. Они же, в отличие от остальных, были убиты выстрелами в затылок.
Картина трагедии встала перед Воякой как на ладони: этим троим «гуманные» убийцы сохранили жизнь на время, чтобы не делать самим грязную работу – стаскивать тела сюда. Вероятно, посулили статус военнопленных, отчего те старались на совесть. Их бывшие сослуживцы аккуратно сложены – по ранжиру, возможно, даже с учетом воинских званий: возглавляли длинную череду покойников несколько усатых толстяков – без сомнения, командный состав базы, а замыкали безусые новобранцы. Офицер скрипнул зубами, представив, как самодовольные мясники щелкают затворами фотоаппаратов, прогуливаясь вдоль своих трофеев: повеяло чем-то далеким, о чем слышал еще от деда, воевавшего в ту Великую войну. Тягу к учету и контролю эти, безымянные, явно переняли у тех, черномундирных, со сдвоенными молниями в петлицах…
Делать здесь было уже нечего, и офицер осторожно прикрыл за собой дверь. А потом подумал и подпер ее валявшейся без дела лопатой. Покойникам – покой. Если не вечный, то хотя бы временный.
И продолжил инспекцию…
* * *
Несмотря на приказ отдыхать, благо места в кубрике было с избытком, спускаться в трюм никто не думал. Беглецы в первый раз за несколько дней смогли поесть по-человечески, с горем пополам смыть грязь и пыль, переодеться в пусть и однообразную, но чистую одежду и даже принять по «сто граммов наркомовских» – Вояка без зазрения совести реквизировал требуемое со склада базы, оказавшегося настоящей пещерой Али-Бабы. Возбужденные и почти счастливые туристы-неудачники знакомились со своим новым плавучим пристанищем, бодро рассекающим волны курсом строго на зюйд. Далеко за кормой уже почти скрылся из вида негостеприимный Синайский полуостров, и кругом расстилалось лишь синее море.
То ли от паров выпитого (покойный каптер египетской базы либо не был мусульманином, либо был, как вся эта братия, ярым куркулем), то ли от бьющего в лицо ветра свободы мысли беглецов в первый раз за много дней отклонились от темы выживания. И если вопрос о названии суденышка был решен практически мгновенно – что может быть важнее «Надежды» для людей, практически с ней распрощавшихся? – то второй по значимости вызвал яростные споры.
Дело в том, что флагшток на корме свежеокрещенной «Надежды» до сих пор пустовал, и какой флаг должен был занять вакантное место, никто не знал. Вернее, знали все, но у каждого был свой, отличный от других вариант. Красно-бело-черный египетский триколор, хотя этих флагов, новеньких и упакованных в целлофан, в рубке обнаружилось аж целых пять штук, даже не обсуждался: плыть под флагом страны, едва не отнявшей жизнь, не хотелось никому. Но это осталось единственным согласием по данному вопросу. Одни стояли за бело-сине-красный российский флаг, другие – за чисто красный, советский, кто-то в одиночестве предлагал белый, а Игорь отстаивал голубой флаг ООН, за что Сергей тут же презрительно обозвал его голубым.
– Ты еще радужный предложи, – отмахивался он от возмущенно тычущей его в бок кулачком раскрасневшейся супруги. – Как у этих пи…ров европейских!
Сам он почему-то настаивал, чтобы на флагштоке был поднят всамделишный Веселый Роджер.