– У нее и ствол есть тем более, – закивал Соболь.
– Можно снимать! – крикнула Елена Григорьевна из спальни. Продюсер и оператор устремились туда, а Белов бродил по комнате.
– Слушайте, нельзя же ее здесь оставлять! – сказал он наконец, остановившись.
– А что делать? – спросил Упырь.
– С собой забрать!
– Она не хочет, – пожал плечами сталкер. – Не связывать же.
Елена Григорьевна и впрямь уже объяснила им, почему не стала эвакуироваться и не собиралась делать этого сейчас:
– Тут у меня квартира, еда вон всякая, библиотека собрана… А то увезли бы из города, родных никого нету, сама я бабка старая… Куда меня – в дом престарелых? Перловкой там давиться и ждать, покудова медсестры удавят, чтоб не возиться со мной? Нет уж, я здесь проживу, сколько получится, а там уж будь что будет…
По ее словам, жизнь не особенно отличалась от прежней, разве что не было электричества и воды. Кое-что старушке даже нравилось: машины под окном не гудели, соседи сверху, плясавшие обычно по ночам под музыку для кретинов, уехали, по телевизору всякие гадости больше не показывали… Довольствовалась она немногим, позволяя себе слегка покутить лишь по праздникам, спала крепко, на улицу не выходила. Местные обитатели, мародеры и прочие обитатели и посетители Зоны Елену Григорьевну тоже не трогали, хотя она их регулярно видела.
– Какой только дряни нету, прости меня, господи, – качала она головой. – И летают, и ползают… Воют да кричат. Я все боялась, что на балкон полезут, на ружье одна надежда, но так и не лез пока никто.
Вступить в контакт с их отрядом старушку вынудило отсутствие соли и, как ни странно, вид Упыря.
– Я подумала, что коли негр, то уж точно не из наших-то жуликов. У старухи последнее небось не отнимет, не говоря про то, чтобы насильничать.
Упырь был несколько иного мнения о неграх в целом, но разубеждать Елену Григорьевну не стал, тем более вряд ли ей светило в ближайшее время еще раз столкнуться с таковыми.
– …Я понимаю, что старуху не переубедить, – продолжал актер Белов, – но и оставлять же нельзя…
– Слушайте, Владимир, – сухо сказал Упырь. – Мы тут тоже люди, у нас тоже сердца есть, и нам тоже жалко бабушку. Но все, что я могу сейчас сделать, – это пообещать, что по возвращении непременно сообщу куда следует, и отряд военсталкеров попытается ее эвакуировать. Правда, сомневаюсь, что у них получится, но все равно сообщу. А с собой брать ее нельзя. Бабушка не солдат, не сталкер, она даже нашу скорость на марше не выдержит. А если перестрелка? Или мутанты? Тут она в безопасности, пусть и в относительной… И вообще мне однажды уже пришлось выводить из Зоны гражданских. Врагу не пожелаю.
– Да, наверное, так в самом деле лучше, – пробормотал Белов. – Но, елки, я же все время о ней буду теперь думать, как она тут…
Старушку Елену Григорьевну тем временем досняли. Она появилась из комнаты в сопровождении Михайловского и оператора Кости, нарумяненная, с накрашенными губами и в накинутой на плечи пуховой шали.
– Я так думаю, Володя, будем делать художественно-документальное кино, – деловито сказал продюсер Белову. – Что-то типа «Калины красной» Шукшина, помнишь там гениальнейшее интервью старушки-матери? Зрители будут рыдать.
Белов ничего не ответил.
– Давайте-ка собираться, – велел Упырь. Все завозились, уходить никому, естественно, не хотелось – столько уюта и тепла было в старушкиной квартире…
– И что же, даже по рюмочке не выпьете?! – огорчилась пенсионерка. – Я вот и помидорчиков открою, никогда вы не пробовали таких помидорчиков, я их с виноградом и рябиной мариную!
Аспирин уставился на Упыря, просительно шевеля усами.
– С виноградом и рябиной… – как бы просто так повторил за бабусей Соболь.
– Ладно, – сказал Упырь. – Но только по рюмочке! А то у нас и без того непредвиденная остановка.
– Вот и хорошо, вот и правильно! – обрадовалась Елена Григорьевна. Тут же вытащила из-под стола трехлитровую банку, открыла, в комнате остро запахло маринадом и пряностями. И Упырь понял, что рюмочкой они точно не ограничатся.
Впрочем, ему тоже никуда не хотелось уходить. И в конце концов, почему бы здесь не переночевать? Место значительно лучше многих других, хотя находящийся в нескольких сотнях метров стадион «Текстильщик» с сотнями мертвецов настораживал. Елене Григорьевне по понятным причинам Упырь ничего о нем говорить не стал.
Устроились с милостивого изволения хозяйки прямо на полу в зале, потому что маленький кухонный столик всех просто не разместил бы. Аспирин с Соболем, раз такое дело, метнулись в разведанный магазин, чтобы не растрачивать старушкины запасы. Приволокли шпротов, деликатесных консервов типа копченого угря и французского паштета из утиной печени, а главное – огромный пластиковый мешок с сухариками. Им Елена Григорьевна, давно маявшаяся без хлеба, особенно обрадовалась.
– Зубы-то у меня свои, – с гордостью поведала она, – погрызу! А то лепешки пеку иногда, но это ж не черный хлебушек, а так, баловство…
За трапезой Белов предпринял еще одну попытку убедить старушку (которая его знала и любила как актера) эвакуироваться. Напирал он теперь на «мы пришлем за вами специальный отряд». Упырь не стал встревать, хотя мог бы добавить, что для этого как минимум нужно вернуться, а потом еще уговорить военсталкеров, которые ради одного человека в Зону могут и не сунуться. Елена Григорьевна была непреклонна:
– И слышать не хочу, Володенька! Я уже говорила: тут я сама себе хозяйка, что на роду написано, то пускай со мной и происходит. У меня в этой квартире муж умер, своими руками каждая обоинка приклеена…
– А зимой как же?
– А зимой придумаю. Буржуйку, может, смастерю.
Неожиданно на лоджии что-то завозилось, грюкнуло. Все замерли, Бармаглот потянулся к автомату, но старушка успокоила:
– Это Петька вернулся. Двое суток носило где-то.
Петька оказался поджарым черным котом. Он внимательно оглядел собравшихся, утробно мяукнул и тут же сунул морду в банку со шпротами.
– Сам приблудился, – сказала бабка. – Утром проснулась, а он на столе сидит. С тех пор ему просвет на лоджии оставляю, а уж как он туда на второй этаж забирается, ума не приложу. Иной раз долго нету, сам где-то кормится, дела какие-то у него…
Референт погладил Петьку по спинке; тот чавкал, не обращая внимания на ласку.
– Вот видите, Володенька, я тут даже не одна. Защитник у меня имеется… Ох, а что же я сижу-то? Тоже мне, хозяйка…
И Елена Григорьевна, быстро оглядев импровизированный стол, заторопилась в столовую за новой бутылкой.
* * *
Упырь пресек застолье, когда допили третью, крайне запоздало помянув притом погибшего Игоря.
– Елена Григорьевна, если мы у вас переночуем, вы не будете против?