Старик замолчал, и зазвучал громоподобный голос Луча. Старейшина перечислял имена погибших. После каждого имени следовала пауза, чтобы женщины могли вдоволь поголосить. Хотелось уйти. Всегда возникает некая неловкость, когда соприкасаешься с чужой скорбью, но не можешь проникнуться. Чувствуешь себя виноватым, что ли.
Когда Луч смолк, Головня шагнул к одному из мешков, развязал его, и оттуда на вытоптанную землю выкатились… Отрубленные головы манипуляторов, погибших во время бойни – не только самцов, но и самок, и детенышей.
Пригоршня выругался, я сглотнул вязкую слюну. Головня торжественно проговорил:
– Мы отомстили за наших соотечественников. Всех, кто к нам придет, ожидает смерть. Трофеи развесим на деревьях, чтобы другим неповадно было.
Умом я понимал, что враг опасен, с ним надо бороться его же методами, но принять и оправдать варварскую жестокость не мог. Старейшины высыпали содержимое остальных мешков. Дети с визгом налетели на головы, принялись катать их по площади, как футбольные мечи. Голова детеныша остановилась у моих ног: помутневшие глазки были открыты, зубатый рот – разинут. Пригоршня отфутболил башку к костру и проворчал:
– Зря остались.
– Твоя инициатива – поучаствовать в некро-шоу, – съязвил я.
Детишки развлекались минут десять, потом сами же притащили испачканные пылью головы и сложили в мешки. Снова забили тамтамы, народ расслабился, и женщины побежали по домам за съестным, чтобы достойно отпраздновать победу.
– Чё-то аппетит пропал, – пожаловался Пригоршня. – Может, ну их, и в путь?
– Карту нам давать отказались, проводники никуда не пойдут, пока все не закончится, так что придется терпеть до вечера.
Спустя минут пятнадцать на центральной площади вовсю шли гуляния. Прямо на земле на длинных полотнищах была разложена еда, мужчины ели, женщины плясали, барабанщики выбивали ритм, старейшины стояли возле потухающего огня. Мешки, слава богу, уже унесли, и Пригоршня приступил к трапезе.
Я неторопливо подошел к нему. Один из местных вскочил, глядя с подобострастием, и уступил коврик, на котором сидел. Отказываться я не стал. Аборигены косились на нас с почтением, но пока, слава богу, молчали.
Вокруг Пригоршни начали собираться девушки, но подходить еще боялись, хихикали в стороне. У меня образовался фан-клуб поменьше. Все беленькие, румяные, глазками стреляют, шепчутся. Цвет волос обсуждают? Он для них непривычен. Интересно, в Небесном городе тоже одни блондины?
Вспомнились головы манипуляторов – там и брюнеты попадались, и русоволосые. Видимо, у них с людьми общий предок, как у неандертальцев с кроманьонцами.
Когда-то я читывал научные статьи о неандертальцах. Сведений было мало, но предполагалось, что у них другое строение речевого аппарата, объем черепа больше, чем у людей. Известно, что у неандертальцев была своя культура: наскальная живопись, погребальные обряды. Самые горячие споры велись по поводу того, могли ли они скрещиваться с людьми – все-таки геном чуть отличался. Одни утверждали, что нет, другие, что могли. Всех интересовало, куда они подевались: ассимилировались с кроманьонцами или их перебили гости, перекочевавшие в Европу, на родину неандертальцев, из Африки.
Ну да, все сходится: голова у манипуляторов больше человеческой, мускулатура более выражена, скелет покрепче…
Додумать мне не дали – кто-то тронул за плечо, я чуть мясом фибии не поперхнулся. Поворачиваясь, отклонился в сторону: мною интересовалась девушка настолько красивая, что захватывало дыханье. Длинные волнистые волосы персикового цвета, чуть раскосые ярко-зеленые глаза, полные губы, и даже под мешковатой серой робой, перехваченной поясом на тонкой талии, заметна роскошная грудь.
Пригоршня, распушивший хвост перед окружившими его девочками, аж засмотрелся, чуть слюну не пустил. Девушка робко улыбнулась:
– Меня зовут Апрелия, – голос у нее оказался певучим, не низким, и не высоким.
– Красиво, – кивнул я и представился, Пригоршня тоже представился и протянул руку, но вспомнил, что женщинам руки не жмут, и убрал ее, однако девушка поняла его жест превратно и, отступив на шаг, продолжила: – Меня старейшины просили… Да и все наши – тоже. Расскажите про свой мир. Как вы живете, про обычаи. Нам очень интересно.
Ноздри защекотал сладковатый дым. Пригоршня чихнул, я глянул на прогорающий костер, куда Луч щедро сыпал листья. Ритуал такой, что ли?
Люди переместились туда, куда дым сносило ветром. Голова приятно закружилась, краски стали ярче, на душе зацвели цветы и запели птицы. «Это какая-то дурь, – подсказал внутренний цензор. – Уходи, ветер дует на тебя, неизвестно, как отреагирует твой организм».
– Расскажу, – кивнул я Апрелии и обратился к Пригоршне: – Уходим отсюда ближе к костру, там будем вещать, дым не вдыхай, это наркота.
– Тю, а я подумал, чего так весело стало, – он поднялся и направился к кострищу, встал с той его стороны, откуда дул ветер, рядом со старейшинами. Его тотчас окружила толпа девчонок. Прямо не сталкер, а рок-звезда с поклонницами.
– Апрелия вам передала нашу просьбу? – проговорил Луч.
– Конечно, она так прекрасна, что мы не смогли ей отказать, – ляпнул я и прикусил язык.
Что на меня нашло? Наверное, наркота виновата: что думаю, то и говорю. Надо быть поосторожнее со словами и желаниями, а то еще воспользуюсь девчонкой, она окажется девственницей – придется жениться и забирать ее в свой мир.
Красота, конечно, страшная сила, но брать ответственность за женщину я не готов. Голова продолжала кружиться, отрубленные головы манипуляторов забылись, и я, наконец, расслабился.
Местные обступили нас плотным кольцом и приготовились внимать. Среди них я заметил Мая. Искра же, видимо, отсыпалась после ранения.
– Спрашивайте, – прогудел Пригоршня, снимая рюкзак, ему тотчас протянули шкурку, на которой он уселся.
– У вас есть оружие, – сказал Луч. – С кем вы воюете?
Ответ, что мы воюем с другими людьми, настолько шокировал местных, что они подняли шум и галдели минуты две. Потом я начал рассказывать о наших достижениях – технике, медицине, кибернетике. Затем о традициях. Второй раз местные разгалделись, когда я сказал, что есть страны, где мужчине позволено жить с мужчиной, а женщине – с женщиной.
– Мы таких сразу убиваем, – отрезал Головня.
Н-да, толерантностью новые знакомые не отличаются.
Еще их удивило, что у людей нашего мира бывает черная и желтоватая кожа.
Кто-то из толпы поинтересовался, можно ли к нам переселиться, там ведь хорошо: зима не такая злая, нет отравленной земли.
На минуту я задумался: теоретически, конечно, можно. Найти брошенную деревню, переселить их туда, научить, что врать ментам, но все равно ими заинтересуются, и проведут они остаток жизни в лаборатории.
Пришлось объяснять, что у нас каждый человек посчитан, лишним будут не рады, потому что и так перенаселение.