О: Да.
В: Что же он разумел на самом деле?
О: Что я сделаюсь такой, какая я теперь.
В: Должен ли я понимать, что вы сделались такой стараниями Его Милости?
О: Дальше сам увидишь.
В: Добро. Но сперва проясним одно обстоятельство. Он не определил, какую награду получите вы за труды?
О: Нет.
В: А сами вы не спрашивали?
О: Не спрашивала. Он давал мне способ бежать — может ли быть награда больше этой? А деньги за блуд — мне они не надобны.
В: Не подало ли вам такое нагромождение обмана каких-либо подозрений?
О: Что ж, тут и правда было отчего встревожиться, но я тогда в размышление не входила. Я видела лишь, что эта затея мне на руку. И даже потом, когда мною помыкали и делали мне обиды, я утешалась тем, что этой ценой доставляю себе случай переменить свою участь и очистить душу от скверны.
В: Не имели вы до приезда в Эймсбери подозрений, что Его Милость ложно представил вам самую цель путешествия?
О: Ничего похожего.
В: Побуждал ли он вас решиться на это путешествие? И что он для этого употреблял: уговоры или угрозы?
О: Побуждать побуждал, но силком не тащил. Я открыла ему, что скоро у меня регулы, и он согласился, что до их окончания нам лучше не трогаться с места.
В: Вы разумеете, что срок отъезда зависел не более как от ваших месячных?
О: Да.
В: Не с тем ли он был выбран расчётом, чтобы в первое число мая вы оказались в Девоншире?
О: Я про такой расчёт не слыхала.
В: Теперь, сударыня, вот что. Верно ли, что особы вашего ремесла, много преуспевшие в этом развратном городе, только и мечтают оставить блудилище и перебраться на содержание к знатному господину, который станет их употреблять для своей лишь утехи?
О: Делали мне такие предложения. Но я не пошла.
В: Что так?
О: Таких у нас прозвали «партизанщина», а сами мы почитались строевой командой. А из борделя нам ходу не было: Клейборн никого на волю не отпускала.
В: Или те, кто вас сманивал, были недостаточно могущественны, что не могли вас защитить?
О: Ты никогда не жил в этом мире антихриста. Она грозилась, что и в аду нас сыщет. И сыскала бы, чертовка.
В: Однако с Его Милостью она вас отпустила?
О: От золота и железо тает.
В: Он был так щедр, что она не устояла?
О: Думаю, щедрее, чем она мне представила.
В: Сколько она вам назвала?
О: Две сотни гиней.
В: Не сказывали вы Клейборн или своим товаркам или ещё кому-нибудь в доме про недуг Его Милости?
О: Ни звука.
В: Куда он вас отвёз сразу по выходе из блудилища?
О: На Монмут-стрит, что в приходе святого Эгидия. Купить мне у старьёвщика платье, в каких ходят крестьянки.
В: Его Милость сам вас доставил?
О: Нет, меня, как было условлено, отвёз Дик в закрытом экипаже. Экипаж наёмный, без герба. А оттуда — за город, в Чизик. Там, в летнем домике, Его Милость меня и ожидал.
В: В какое время дня это происходило?
О: Ближе к вечеру. Когда мы добрались до места, шёл седьмой час.
В: И каков вам показался Дик при первом знакомстве?
О: Я его толком не разглядела. Он сидел не со мной, а с кучером на козлах.
В: Какой приём нашли вы в Чизике?
О: Его Милость, похоже, моему приезду обрадовался. Ужин был уже приготовлен.
В: Не было ли в доме иных персон?
О: Старушка, что подавала на стол. Только она рта не раскрыла. Помню, принесла ужин и удалилась, и больше я её не видела. Поутру, когда мы уезжали, она тоже не показывалась.
В: Что ещё произошло в тот вечер?
О: То, про что был уговор. Касательно Дика.
В: И Его Милость наблюдал?
О: Да.
В: От начала до конца?
О: Да.
В: Где это было?
О: В верхних покоях.
В: И что же, произвело это чаемое действие?
О: Не знаю.
В: А сам Его Милость не сказывал?
О: Нет. Ни слова. Как только всё совершилось, он вышел.
В: И нисколько не распалился?
О: Я же сказала — не знаю.
В: А по видимости — не догадались?
О: Нет.
В: Не случалось ли вам прежде выполнять такое перед публикой?
О: Случалось, прости Господи.
В: Что было дальше?
О: Это до тебя не касается.
В: Извольте отвечать. Можно ли было заключить по поступкам Его Милости, что его при этом зрелище разобрала похоть?
О: Нет.
В: Хорошо. А Дик?
О: Что Дик?
В: Будет вам, мистрис Ли. С вашей-то опытностью в таких делах. Всё ли он исполнил настоящим образом? Что молчите?
О: Всё исполнил.
В: Настоящим образом?
О: Сдаётся мне, что он никогда до той поры женщины не знал.
В: Не жаловался ли Его Милость при последующих оказиях, что вы его плохо сдерживаете?
О: Жаловался.
В: Что же вы на это?
О: Что он зелен как трава. Не успеет взлезть, как уж и слазит — вот тебе ещё одна бордельная прибаутка.
В: Однако после вы вновь возымели охоту с ним порезвиться, разве не так?
О: Это я из жалости.
В: Ваши спутники показывали другое.
О: Пусть их. Велика беда, что я обласкала горемыку, который так маялся от своих природных изъянов. Всё равно я была тогда блудницей. Грехом больше, грехом меньше.
В: Он знал про ваше занятие?
О: Я от него видела не такое обращение.
В: Какое же?
О: Другие смотрели на меня больше как на плоть, для их утехи купленную, а этот почитал своей подругой, своей любезной.