— Это ваше личное дело, Вячеслав, — здесь никто не ограничивает вашей свободы, — холодно заметила немка. — Однако постарайтесь все же не загуливаться допоздна, а то еще перебудите весь дом.
Теперь можно было идти в библиотеку совершенно спокойно, но Звонцов, разумеется, спешил, по-своему моля Николу, чтобы его опасения не оправдались. Городская публичная библиотека была основана еще местными герцогами и наверняка при активном участии самого великого Иоганна Вольфганга, как почти все в Веймаре, имеющее отношение к делу народного просвещения. Скульптор знал, что и нынешняя здешняя знаменитость, могущественная фрау-меценатка делала большие пожертвования на пополнение библиотечных фондов и ремонт старинного здания, благо оно находилось на одной улице с ее доходным домом, на противоположной стороне, совсем рядом, так что йенский стипендиат когда-то наблюдал со своего последнего этажа за симпатичными немецкими барышнями, проглатывавшими французские романы, а чаще просматривавшими модные журналы в читальном зале. Он и сам частенько заглядывал сюда перед занятиями, когда не с руки было ехать в далекий университет. Подобное соседство, конечно, оказалось настоящим подарком для Звонцова, частенько просыпавшего занятия, и сейчас, заходя в библиотечный подъезд, он в который раз с удовольствием подумал, как здесь все близко и как это удобно. Доступ в «Храм печатного слова» был по-прежнему открыт для всех. Пожилой служитель только осведомился у господина с иностранным акцентом, какая именно литература того интересует. Вячеслав Меркурьевич сказал, что ему нужно в отдел газетной периодики. Служитель понимающе кивнул головой, указал на второй этаж и проводил таким взглядом, будто вспомнил бывшего читателя-студента. Звонцова это не удивило — в маленьком Веймаре за несколько дней он уже не раз ловил на себе подобные взгляды: немцы народ наблюдательный, а особенно в провинции у людей прекрасная память на лица, да и не так уж давно молодой скульптор каждый день ходил по этим улочкам. Теперь его всецело занимало другое. В читальном зале он попросил у библиотекаря годовые комплекты «Berliner Zeitung» и местных газет за последние пять лет. а когда ему принесли целую стопку подшивок, ушел с головой в их изучение. Первым делом Звонцов взял том за 1913 год и сразу же обнаружил в художественном разделе статью, попавшуюся ему на столе в тайном кабинете. «Значит, это мне не приснилось! Нужно посмотреть, нет ли здесь еще каких-нибудь публикаций об этом аукционе…». В одном из декабрьских номеров нашлось нечто весьма любопытное, причем не в художественной хронике, а в разделе «Скандалы недели». Набранный крупным шрифтом заголовок гласил: «Немецкая порядочность поставлена под сомнение».
«В американской прессе, — писал репортер, — появилось заявление миссис Зюскинд, владелицы известной ювелирной фирмы, заслужившей мировое признание еще будучи собственностью одного старого французского рода до ее продажи вышеупомянутой гражданке Соединенных Штатов. Американская миллионерша, представляющая также крупнейший художественный аукцион „Баттерфилд“ [242] , ставит под сомнение происхождение картин, проданных недавно на аукционе „Дрюо“ в Париже под псевдонимом „КД“ (об этом крупнейшем художественном приобретении уже сообщалось в нашей газете). Миссис Зюскинд требовала снятия данных картин с торгов, но, как теперь она утверждает, этому помешала госпожа Флейшхауэр, устроившая рекламную кампанию никому не известного художника „КД“. По утверждению американки Зюскинд, под этой монограммой скрывается целый живописный цех художников из разных стран, вошедших в сговор с фрау Флейшхауэр, а также с некоторыми теневыми дельцами из Европы и России. Миссис Зюскинд якобы обладает фактами, разоблачающими эту, по ее словам, „бесстыдную авантюру, имеющую целью пустить в оборот грязные деньги и к тому нее представляющую собой вульгарное шарлатанство. Она намерена инициировать скандальный судебный процесс международного масштаба“. Заботясь о чести германской нации, корреспондент „Berliner Zeitung“ провел собственное расследование по материалам мировой прессы последних лет, уделяя особое внимание публикациям, связанным с личностью госпожи Зюскинд, и обнаружил следующие интригующие факты. Оказывается, горящая ныне страстью к разоблачению „аферы“ дама несколько лет назад сама намеревалась приобрести натюрморты „КД“, но более расторопный и состоятельный клиент опередил ее. Тогда миссис Зюскинд призвала к бдительности американскую общественность, утверждая в прессе, что творчество художника „КД“ представляет собой опасность для моральных устоев Соединенных Штатов, несет в себе заряд агрессивного оккультизма и откровенно попирает идеалы христианской нравственности. Сочувствующие ей сенаторы даже спровоцировали скандал в Конгрессе, закончившийся публичным заявлением „пламенной патриотки“, что „постыдные“ картины никогда не будут выставлены на аукционе „Баттерфилд“, „ибо американское искусство и бизнес должны и впредь оставаться чисты и показывать в этом пример всему остальному миру, сошедшему с ума и переставшему отличать «ржавое железо» от подлинных драгоценностей, имевших цену во все века истории человечества“».
Далее автор статьи высказывал предположение, что творчество молодого европейского художника может составить серьезную конкуренцию ювелирному бизнесу американской миллионерши, вызвать падение биржевого курса принадлежащих ей акций, отсюда «истерические нападки на известную своими бескорыстными деяниями на культурном поприще уважаемую фрау Флейшхауэр и ее талантливого протеже». Заканчивалась статья патетической фразой: «Германскому престижу в области прогресса цивилизации не могут повредить провокации подобных персон из заокеанских околохудожественных кругов». Вячеслав Меркурьевич до сих пор только предполагал подобный «отклик» на осенние торги, а теперь печать предоставила ему красноречивое свидетельство: «Вот и они наследили! Похоже, эта американка не намерена отказываться от своих разоблачений, и если у нее есть какие-то факты, тогда не завидую я „уважаемой фрау“. Только бы мне не повредили все эти интриги — из аферы нужно совсем выходить! Спокойно, спокойно, а в чем я, собственно, участвовал? Меня их торговые операции, можно сказать, не касаются, и бояться нечего. Смолокурову я давно ничего не должен, а с фрау и так держу ухо востро… Но как же теперь быть с Сениным пейзажем? И еще эта статуя проклятая — домой без нее возвращаться бессмысленно… Значит, на последнем аукционе ее не было — уже хорошо, есть шанс найти!»
Он принялся выискивать в старых подшивках все, что касалось торговли предметами искусства, — не встретится ли где упоминание о «КД», а главное — не дай Бог! — о какой-нибудь сделке со скульптурой. Оказалось, что уже в конце 1909 года репортер «Berliner Zeitung» сообщал о выставке нескольких полотен «КД» в Мюнхене, где было тоже что-то приобретено. Попалось просто несколько искусствоведческих заметок о новом имени, о художнике, подающем большие надежды, и анонсы еще двух вернисажей «КД», организованных трудами прогрессистки Флейшхауэр на сей раз в Вене и Базеле. Это тоже были живописные показы, что радовало Вячеслава Меркурьевича, — значит, скульптура тогда еще гордо красовалась в столовой веймарского дома. Начиная с 1910 года с перерывами в несколько месяцев то и дело стали встречаться анонсы и отчеты с европейских художественных аукционов, с «Дрюо», где живопись «КД» произвела фурор и распродавалась с завидным успехом, причем полотна то и дело переходили от одного коллекционера или толстосума-финансиста к другому. Столкнувшись с таким обилием материала, Звонцов быстро запутался в подсчете картин, выставлявшихся то там, то тут, да и непонятно было уже, о каких именно работах шла речь в том или ином сообщении художественной хроники. Он не успевал следить за перипетиями путешествия живописи «КД» по Европе. Какой-то разорившийся лорд продавал картины с молотка, о другом владельце сообщалось, что он держит их чуть ли не в банковском сейфе, считая прекрасным средством вложения капитала, у кого-то из владельцев натюрморт «КД» выкрали и шантажировали до тех пор, пока тот не выплатил приличный выкуп за раритет. Сведения в том же духе следовали друг за другом. Перед Звонцовым в деталях предстала та выверенная схема, одним из звеньев которой предлагал ему стать Смолокуров, но теперь было уже совершенно ясно, что эта аукционная рулетка прекрасно работает безо всякого участия автора, и достаточно только двух заветных букв, чтобы она продолжала работать дальше. Наконец уже взопревший скульптор остановился на таком курьезном сообщении: «В парижском офисе американской ювелирной фирмы „Зюскинд и К°“ произошло дерзкое и загадочное по своему характеру ограбление. Злоумышленники. разыскиваемые сейчас соответствующими службами по обе стороны океана, проникли в помещение ночью и, несмотря на то, что нейтрализовали охрану и имели достаточно времени, чтобы похитить уникальные образцы драгоценной продукции и вскрыть сейфы, прихватили с собой только картину модного живописца, известного ценителям современного искусства как „КД“, и украшавшую кабинет хозяйки фирмы. Это дорогое полотно миссис Зюскинд приобрела недавно на аукционе „Дрюо“, причем у нее были намерения купить целый ряд картин загадочного художника, но остальные выставленные работы попали в частную коллекцию, владелец которой предпочел сохранить инкогнито. Огорчение миссис Зюскинд столь велико, как если была бы украдена вся продукция крупного ювелирного салона. Она уже подняла на ноги лучших частных детективов, но расследование пока не сдвинулось с места».