— Имею ли я право оспорить право лорда Элджина на опекунство над моими детьми? — спросила Мэри адвоката, который был нанят для ее защиты на предстоящем процессе.
— Реально нет, леди Элджин. Женщина, состоящая в браке, в глазах закона не имеет такого права.
— Что это означает конкретно?
— Э-э, это означает, что замужняя женщина не может давать показания на суде. Все ее интересы — как юридические, так и финансовые — представляет ее муж. Все имущество, которым она владеет, принадлежит ему же, как и ее дети. Боюсь, что вчинить иск от вашего имени не представляется возможным. Прецедентов, подобных этому, не было.
Мэри почувствовала, как судорожно забилось сердце в ее груди.
— Должен же быть способ вернуть мне детей! Это же мои дети! Они вышли из моего чрева, они плоть моя и кровь.
— В глазах закона они принадлежат своему отцу, — бесстрастно заметил адвокат.
Он давно привык к женским истерикам, которые случались, когда он сообщал об этом матерям.
— Но им нужна я! Они малы еще!
Взгляд Мэри лихорадочно перебегал от миссис Нисбет к отцу, но никто из них не мог ни утешить ее, ни предложить решения вопроса. Очевидно, им и раньше было известно о бесправии женщин в глазах закона.
— Так как в глазах закона не существую я — о чем вы мне только что сообщили, — может ли мистер Фергюсон, в случае если я выйду за него замуж, отозвать опекунство над моими детьми от лорда Элджина?
— Может. Но так как он формально не является родным отцом детям, то не имеет законных оснований на такие заявления. Суды, как правило, настаивают на правах отцовства. Подобная попытка обречена на провал.
— Значит, по английским законам единственный способ для женщины выиграть иск — стать мужчиной. Я правильно вас поняла?
Мэри была полна негодования. Она вся дрожала, но не хотела показать своего волнения этому облаченному в черное хищнику от закона. Пусть думает, что она просто сумасшедшая.
— Очевидно, ничто — ни деньги, ни титул, ни связи в обществе — не могут излечить от того факта, что я всего лишь женщина!
— Леди Элджин, я понимаю ваши страхи, но вам следует уяснить, что несовершеннолетние дети должны принадлежать какому-то лицу и по английским законам этим лицом является их родной отец.
Ей хотелось сдернуть с него очки и вырвать его глаза-бусины. Но в конце концов, он всего лишь слуга закона. Это не он, и даже не Элджин вызвали пламя ее гнева. Мировой порядок, привычный ход вещей являются причиной ее негодования.
— Это несправедливо, — едва сумела она выговорить.
Мэри чувствовала, что должна что-нибудь сказать.
— Возможно, в некоторых своих аспектах закон не совершенен, но он необходим для того, чтоб общество не сползло в хаос.
Голос адвоката звучал так, будто он намеревался ее утешить.
«Наверняка этот человек принадлежит к числу тех, — подумала Мэри, — которые могут быть или кроткими, или холодно рассудочными».
Одобряет ли он сам такое положение вещей? Решился бы он оторвать детей от груди своей жены?
Когда адвокат оставил их, Мэри обернулась к родителям, которые прежде всегда могли исправить причиненное ей зло.
— Что же будет с моими детьми? Кто позаботится о том, чтоб Брюс доел обед? Вы знаете, он и ложки овощей не проглотит, если я не уговорю его или не пригрожу. Кто сделает Мэри ее любимую прическу, чтоб она походила на свою куклу? Кто споет моим детям, если их вдруг что-то напугает?
Она обхватила руками живот, как, бывало, делала, когда носила каждого из них. Удержать их, защитить, почувствовать их присутствие. Но их там не было, и она не могла защищать их.
— Хорошо, что Уильям оставил меня. По крайней мере, я по Божьей воле лишилась своего драгоценного ребенка, а не по воле Элджина.
Мистер Нисбет налил в бокал бренди и посоветовал дочери выпить. Она позволила обжигающей жидкости скользнуть в горло, ощущая, как все чувства оставляют ее и она постепенно превращается в оглушенное, вялое, безвольно сидящее перед камином существо.
Роберт швырнул на стол газеты и несколько брошюр-памфлетов.
— Читайте все об этом процессе! — подражая голосу разносчика газет, пропищал он. — Читайте об отказе леди Элджин от исполнения супружеских обязанностей! Читайте о ее соблазнителе, задумавшем погубить порядочную и богобоязненную женщину.
Теперь информация о судебном процессе была здесь, у нее под носом, и она больше не могла избегать ее. «Судебный процесс по обвинению Р. Дж. Фергюсона, эсквайра, в любовной связи с графиней Элджин, супругой лорда Элджина».
— Прочитай об этом, Мэри, прочитай, как ты, несчастная невинная женщина и образец всех христианских добродетелей, подверглась злостному совращению, изменила своему любящему супругу и совершила все возможные преступления. Ты догадываешься, почему Элджин именно так преподносит историю, не так ли?
— Чтоб представить тебя как можно более презренным типом и потребовать возмещения ущерба?
— Да, что он и сделал. Хоть негодяй просчитался, суд не удовлетворил его требований.
— Что ж присудили ему в итоге?
— Десять тысяч фунтов! В такую цену оценена судом потеря им тебя, дорогая. Надеюсь, тебе приятна эта цифра?
Роберт рывком сбросил с плеч сюртук. Мэри не могла понять, какие чувства обуревают его. Ярость? Облегчение?
— Мы с тобой живем в недостойном обществе, Мэри, в обществе людей, которые жаждут знать подробности чужой жизни. Нечистоплотны и злы те, кто рад излагать эти истории на печатных страницах, как и те, кто готов ежедневно смаковать их вместе с завтраком.
— Я бы подумала, что ты избавишь меня от такого сорта чтения, — сказала она, отбрасывая отвратительные листки в сторону, но на глаза ей попалась статья в лондонской «Таймс», излагающая подробности судебного процесса.
«Господа Гамильтон и Морьер, а также другие сотрудники британского посольства при дворе Оттоманской империи, как и прислуга лорда и леди Элджин, свидетельствуют о том, что брак между последними казался довольно счастливым. Леди Элджин была украшением приемов при дворе султана, кроме того, графиня всегда настаивала на ежедневном проведении церковных служб. Лишь появление мистера Фергюсона…»
— Это ужасно. Я не могу смотреть на это. Кому может понравиться, когда его имя и привычки треплют в газетах? Это недопустимо.
— Лучшая оборона — это владение лучшим оружием, и ты должна вооружиться против общественного мнения, Мэри. Нам предстоит находиться под такого рода обстрелом на протяжении всей жизни, тебе — за то, что не согласилась стать презренной рабой Элджина, не отдала свое состояние для удовлетворения его капризов и не согласилась рисковать жизнью, вынашивая одного за другим его детей. А мне — за то, что соблазнил слабую женщину, не отказавшуюся от светских развлечений. Такое мнение лицемерно, фальшиво и парадоксально, но попомни мои слова, Мэри, таким будет суждение общества о нас.