— Полно, не бойся, — успокаивал ее муж, поглаживая по плечу. — Это не так опасно, как революция в Лондоне.
— Все равно мне это неприятно, — проговорила Мэри, надеясь, что сумеет удержаться и не извергнуть обильный обед.
— Ты готова к аудиенции? — спросил Элджин.
К ним торжественными шагами приблизились четверо мужчин, осанка их отличалась достоинством, парадные одежды сверкали золотом. Не произнеся ни единого слова, двое из них подошли к Элджину, двое к его жене и проводили обоих в небольшую, скудно освещенную комнату.
Мэри, все еще напуганная потасовкой, не сразу поняла, что происходит. В первую минуту ее глазам, не приспособившимся к резкой перемене освещения, показалось, что какое-то чудовище взобралось на огромное возвышение и лежит, согнув колено и опираясь на длинную руку. Когда же зрение прояснилось, Мэри поняла, что никакого чудовища на возвышении нет, а на огромном золотом троне, который показался ей чуть не с кровать величиной, возлежит сам великий повелитель, султан Селим Третий. Она с трудом подавила смешок, представив старого Георга, скуповатого английского короля, принимающим посетителей в подобной позе среди восточной роскоши.
Султан, теперь она это видела, вовсе не был таким уж необъятным, но его желтый атласный халат с огромным воротником и рукавами, отороченными черным соболем, создавал обманчивое впечатление. На голову повелителя был водружен чудовищной величины тюрбан с плюмажем, возвышающимся прямо надо лбом. Позади, на особых подставках, словно на двух головах, виднелись два других, украшенных алмазами тюрбана. Красочная мозаика покрывала стены от пола до потолка. Мэри не хотелось выглядеть любопытной зевакой, и она старалась не сводить глаз с султана, которому о ней еще не докладывали.
Селима Третьего нельзя было назвать тщедушным, а его наряд, атрибуты власти, украшавшие его, как и шитые жемчугом подушки, на которых он возлежал, делали его фигуру еще более представительной. Лицо султана с обрамлявшей его полукруглой темной бородой казалось продолговатым, нос был длинным, тонким, глаза имели миндалевидный разрез и слегка напоминали рысьи. Кожа на лице султана, насколько Мэри могла судить в этой полумгле, была такой гладкой и ухоженной, словно со дня рождения старилось только тело, но не лицо этого человека. Над его головой были натянуты сети из многих и многих рядов жемчужин, возможно, для того, чтобы султана не тревожили насекомые. В паутине этих жемчужных нитей Мэри вдруг заметила маленькую, бившуюся в них бабочку и мысленно пожелала спасти ее из прекрасной ловушки и увидеть, как она, трепеща ярко-оранжевыми крылышками, устремится в окно.
Справа перед султаном стояла сверкающая драгоценными камнями чернильница, а лежавшую слева саблю украшали такие крупные бриллианты, что Мэри невольно подумала, где на земле находятся копи, в которых добывают подобной величины алмазы. Ей никогда не приходилось видеть столь потрясающей красоты камней, этого концентрированного выражения роскоши. Она не могла дождаться, когда сможет обо всем увиденном написать матери. Мысленно она уже стала составлять письмо на родину, когда вдруг раздался голос Элджина, который через переводчика обращался к султану. Но глаза повелителя смотрели только на нее. Хоть о ней и речь не шла, он смотрел на нее так пристально, что она почувствовала головокружение, потом страх. Должна ли она отвечать ему взглядом, или это будет посчитано дерзостью и нарушением их странного и противоречивого этикета?
Мэри не была готова к такому изучению. Перед ней находился человек, обладавший дюжинами жен и наложниц, которые, укрытые в его гареме, пребывали в полном его распоряжении. Мэри уже слыхала, что слово «гарем» означает «запретный». Где-то в этом самом дворце, буквально в неволе, томятся женщины, единственное предназначение которых на земле заключается в исполнении желаний этого мужчины. Может, он просто привык смотреть на женщин, будто покупая их, как он купил бы коня для своей конюшни?
Элджин, словно не придавая никакого значения взгляду, которым чудовище уставилось на его супругу, устремил все внимание на драгомана, переводившего его слова султану. Но Мэри растерялась. Она подняла было руку к голове, но, не желая показаться испуганной или взволнованной, притворилась, что поправляет локон на лбу. Драгоман продолжал говорить, а она не могла сосредоточиться на смысле его слов. Вот Элджин отвесил поклон, она сочла нужным сделать то же. Затем их обоих провели в соседнюю комнату, и сопровождавшие их янычары вывели супругов на залитый солнцем двор.
— Кажется, все прошло довольно неплохо, — сказал Элджин.
— Тебе не показалось неприятным, что султан буквально пожирал меня глазами? — спросила Мэри.
— Я чуть было не вызвал его на дуэль. — Элджин выглядел слегка расстроенным и даже вздохнул. — Но боюсь, мне надо привыкнуть к тому, как мужчины смотрят на мою жену, иначе придется непрерывно сражаться на дуэлях со всеми мужчинами, от последнего раба до самого султана.
— Не сердись, Эджи. Я не виновата в том, что султан нашел меня соблазнительной, — сказала Мэри. — Наверное, мне следовало надеть вуаль.
— Возможно, и так. Только тебе обязательно пришлось бы ее снять, когда твой супруг и повелитель пригласил бы тебя в свой личный гарем. — Элджин уже улыбался. — Может, мне кастрировать нашего друга Ханта и назначить его твоим евнухом и заступником?
— А когда к нам явится с визитом капитан-паша, ему передадут, что леди Элджин отныне не позволяет себе находиться в обществе мужчин. И что лорд Элджин предлагает ему найти другую даму и преподносить ей дорогие подарки, например меха, тончайший фарфор и изысканные духи.
— Не годится подвергать твоего верного поклонника капитан-пашу таким строгим мерам наказания, Мэри, в то время как он может так много сделать для нас.
Мэри улыбнулась и потрепала мужа по руке.
— Как мило с твоей стороны проявлять заботу о капитан-паше. И даже воздерживаться от его наказания.
— При всем твоем веселом настроении, должен сказать, Полл, ты выглядишь довольно усталой. Я намерен немедленно отвезти тебя домой и уложить в постель. Но там я вовсе не дам тебе отдохнуть. Откинь вуаль, попрошу я тебя, и откинь ее не только с лица. Открой мне всю себя.
Так сильно взволновало Элджина внимание султана к ней. Мужчины, надо это признать, в высшей степени странные создания. Они даже похожи на животных тем, что их эротические настроения совершенно непредсказуемо зависят от незначительных, казалось бы, обстоятельств. Но Мэри не была этим недовольна. Еще до замужества она слыхала, что некоторые мужчины теряют интерес к женам, когда те вынашивают дитя, но к Элджину это не относилось. Он словно становится еще более жадным к ласкам, утверждая, что вспухающий животик делает Мэри похожей на какую-нибудь языческую богиню плодородия.
Элджин подозвал лакея и велел позаботиться о лошади. Добирался во дворец он верхом, но сейчас собирался возвращаться в карете вместе с женой.
Пока они держали путь домой, он шептал Мэри на ухо:
— Хочу видеть тебя всю. Хочу гладить твое тело, пусть даже сам султан делает это только в мечтах.