— Отчего столь высокоразвитая цивилизация дошла до такого падения? — недоумевающе покачала головой Мэри.
— Но это случилось далеко не сразу, — возразил ее собеседник. — Разрушение всех этих памятников началось еще в дни римского завоевания Греции, когда Тиберий Нерон совершил набег на Акрополь и захватил чуть ли не все найденные там статуи. После чего свез их к себе и установил в собственном саду.
— Я знаю, конечно, что распад продолжался долгие столетия. Я много читала о правлении Перикла, и подчас мне начинало казаться, что я современница этих событий. Я бы даже не удивилась, если б, приехав в Афины, увидела заседание Ассамблеи и самого Перикла стоящим на подиуме, — смеясь, сказала Мэри.
— Но этот старичок еще держится. — Доктор Скотт взмахнул руками, будто обнимая огромный Парфенон. — Каким только богам ему не довелось служить! Визиготы разграбили Акрополь в третьем веке, но его благородные кости уцелели. Затем настал черед христиан, и они превратили его в церковь. Возможно, каждый, лицезревший эти колонны и фронтоны, невольно находил себя покоренным его красотой и стремился сохранить ее.
— Вообразите же, каково это было — великий храм во всем его первоначальном блеске, — сказала Мэри, пытаясь вообразить Парфенон без маленького купола, который турки водрузили на лишенный кровли храм. — Если говорить честно, доктор, я бы предпочла видеть его христианской церковью. И могу спорить, что ранние христиане не стали б распродавать его обломки любому желающему.
Мэри испытывала гордость оттого, что находит доводы, защищая своих единоверцев.
— Вы правы, они были весьма далеки от того, поскольку видели в храме святилище. Хоть греки, подобно остальному цивилизованному миру, обратились на путь христианства, они никогда не переставали гордиться своим славным прошлым. Когда император Феодосий Великий [47] объявил христианство главной религией римского государства, он приказал разрушить все языческие храмы. Но афиняне ухитрились проигнорировать его эдикт, для чего изменили посвящение своего Парфенона: вместо великой Афины храм стал носить имя Марии. Вполне достойный путь, если подумать хорошенько.
— Что же случилось с той колоссальной статуей богини, что была создана руками Фидия?
— Полагают, что она, как и великая Афина Промахос, которой горячо восторгался Павсаний [48] , была разобрана. Некоторые считают, что оба великих монумента погибли при землетрясении. По мнению же других, эти статуи были вывезены в Константинополь, где служили символами новой империи, а уж там следы их затерялись. Возможно, они погибли в городском пожаре.
— Вот в это я охотно поверю! — воскликнула, рассмеявшись, Мэри. — Ибо что ни строили в этом городе, все непременно пропадало в огне.
Одной из главных причин их переезда в Афины был разразившийся в городе пожар, в котором здание английского посольства жестоко пострадало.
— Я сама видела, как сотни ведер воды выливали на нашу прекрасную мебель и ковры. Уж когда турки берутся гасить огонь, ничему не уцелеть.
Элджин счел несчастье предзнаменованием и решил, что им следует оставить город на то время, пока в здании посольства идут ремонтные работы. Конечно, Мэри понимала, что ее муж просто искал повод расстаться со своими обязанностями в Турции и отдать все силы главному предприятию в Афинах.
— Мы не можем винить только турок за разрушение Парфенона. Овладев этим храмом, они не разрушили ни одного камня, просто побелили стены и росписи, добавили минарет, но не причинили вреда зданию. Должно быть, его величие находило отклик даже в самых варварских сердцах, — произнес доктор.
— Я думала, что вы относитесь к туркам с уважением.
До Мэри донесся запах жарящегося на углях мяса, и она прикрыла платком нос.
— В известных пределах это так, — согласился ее собеседник.
— Ведь в действительности не турки причинили наибольшие разрушения этому храму, а венецианская осада, — продолжала Мэри. — В одна тысяча шестьсот восемьдесят седьмом году какой-то глупый генерал отдал приказ стрелять по Парфенону, где турки устроили склад боеприпасов. Огромное здание уничтожил сильнейший взрыв, в котором погибли и все его обитатели [49] .
— Леди Элджин, вы превосходно изучили историю. Я поражен, — сказал доктор Скотт.
— В этом большая заслуга моего мужа. Но вернемся к самим памятникам, доктор Скотт. Можно ли без огорчения смотреть на их нынешнее жалкое состояние, особенно зная, чем они когда-то являлись?
Пока продолжалась беседа, помост еще несколько раз тряхнуло, но Мэри старалась не обращать на это внимания. Метопа, которую рабочие все утро пытались удалить, упорно сопротивлялась, словно не желая покидать привычное, как родной дом, место. Мэри нервничала, но не хотела уходить, пока не узнает, что останется от фриза, расположенного так высоко над землей, что лишь птицы да небожители могли видеть изображенное на нем. Она читала посвященное Парфенону описание, написанное Павсанием во втором столетии христианской эры, но упоминания о фризе в нем не содержалось. Теперь она понимала почему: рассматривая храм с земли, он просто не имел возможности видеть эти скульптуры.
Главные участки рельефа были уже удалены, тщательно упакованы и дожидались отправки. Их она сможет увидеть, только когда вернется в Англию, но остальное Мэри стремилась рассмотреть на месте. Во фризе уже зияли огромные пустоты, мешавшие воспринимать его как одно целое и представить процессию в первоначальном виде. Художники, нанятые Элджином, описывали в своих письмах, какими они увидели мраморные плиты, некоторыми из них она восхищалась на сделанных рисунках. Особенно ей хотелось увидеть фрагмент, изображавший богов сидящими спиной к процессии, но он уже отсутствовал.
Мэри обратила внимание, что ни одного изображения Афины в храме не осталось. Когда-то великая богиня царила над всем Акрополем, наблюдая за его населением мудрым и заботливым взглядом, но ныне ее здесь не отыскать. Статуи Афины, которые располагались на двух фронтонах Парфенона — один из них представлял момент ее рождения, другой — ее спор с Посейдоном, — давно разрушены. Никто не мог бы сказать точно, что с ними произошло, но раскопки, предпринятые по приказам Элджина, не принесли успеха.
Возможно, даже статуи богини, упавшие с пьедесталов, турки использовали в качестве строительного материала. У Мэри тошнота подступала к горлу, когда она думала, что прекрасные творения Фидия непоправимо уничтожены, обращены в известь и наряду с обыкновенным бетоном составляют стены неприглядных жилищ.