— Ясно, Кирьян, чего уж тут. Только трезво посмотри на свой расклад, без двух лап [147] . Солдат на войне — расходный материал, после — отработанный. Республика уже не нуждается в подвиге твоих пацанов. Да и хочется, знаешь, хоть раз поступить не как государственный деятель, а как нормальный мужик. Помнишь, сколько мы с тобой перетерли на первых курсах за войну? Ну, и меркантильные интересы Республики, как без этого… Твои бойцы — точно как ты их волкодавами кличешь: за каждым шлейф тянется. У каждого из пасти выдранные с мясом гортани и трахеи свисают. Куда же их миру показывать, вот таких героев с окровавленными мордами… Бывшие беженцы — другое дело чистенькие чудо-богатыри. Никого не резали, не вешали с отрубленными пальцами на будках ГАИ, как некоторые… — Старый друг хитро прищурился. — Вернулись воины воздать захватчикам по заслугам. Суть агнцы, клыки отрастившие… — Он хлопнул меня по плечу. — Отправляй своих по домам. Хватит, брат. Повоевали…
— Ладно, Стас, посмотрим. А «знамя» я тебе нарисую, тут ты не сомневайся. Уже знаю — как…
Бахнули водочки, похлебали гражданской солянки; на столе хлебная выпечка, салатики, креветочки, нарезочка, шашлычок… Круто! Нам так и не снилось. Стас не удержался, чтобы не подколоть:
— Видишь, какой ты жизни лишился со своей партизанщиной.
— Это не партизанщина, это комплексная программа эффективного сдерживания веса.
— Тю, Кириллыч… Попросил бы меня, я шикарную диету для похудения знаю: подвал — наручники — батарея.
На следующее утро построил своих пацанов.
— Давеча разговаривал не скажу с кем. Неважно… Тема следующая. В обороне участвуют только добровольцы. Точнее, даже не добровольцы, а смертники. Я — серьезно… Поэтому! Каждый, у кого есть хоть какие-то — любые! — причины отложить собственные похороны, валит домой. Деньги, эвакуационный коридор, пропуски и бакшиши на дорогу — под мои личные гарантии. Все будет как положено и даже сверх того. Это — первое. Далее… Часть людей я отправляю на дембель лично, по собственному приказу, на свое усмотрение. Ни о каких базарах типа «струсили», «отказники» и прочего гамна — даже слышать не хочу. Это не моя прихоть! Всем: час на размышления. Можете считать, что официальное заявление о роспуске батальона Деркулова прозвучало. Вольно! Разойтись!!!
Замерший в недоумении, нестройный ряд полусотни родных рож сразу заволновался, загомонил на все лады. Жихарев, удивленно задрав бровь, протяжно посмотрел на меня и отошел в сторонку… Пусть думает. Считается, что это полезно.
Избегая ненужных мне сейчас объяснений, сел на «Патрол» и укатил к Воропаеву — добирать остатки вооружения. За мной хвостиком увязался Гридницкий. Ну, этого гони не гони — без толку. Леха и один останется — пойдет на войну… не со мной, так с любым другим отрядом. Еще не отыграли в жопе пионерские зорьки.
Вернулся с задержкой, уже к обеду. Народ все еще колобродит. Построил…
— Итак… Кто остается в обороне — подошли сюда!
Остается большая половина. Блядь! Весь костяк. Ничего, сейчас разжижу…
— Кобеняка — три шага вперед. Бугай — следом. Стовбур — вперед. Ты — тоже. И ты. Так… О! Прокоп, хватит с тебя трех дырок — быстро рядом с остальными… Я не спорю — я приказываю… Молчать всем!!! Антон — рот закрыл! Сейчас и ты пойдешь, умник, бля! Дядь Михась, иди сюда. Не артачься, сказал! Вот так… Всё, что ли? — Мужики, краснея и отводя глаза, выстроились третьим строем. Ну! другое дело… — Жихарев! Бери остающихся. Разбирайте, что привез. Ночью продолжаем стройбатиться и нычкарить [148] : сегодня — помогаем саперам и тарим привезенные граники по базам сектора. Остальные! В этой «Ниве»… — я указал рукой за плечо, — капитан Бурсаков! Звать — Андрей Петрович. По очереди: подходите, записываетесь, сообщаете ему пункт назначения — куда вам надо, то бишь. Следом получаете у него свой маршрут, пропуски и денежное пособие. Стовбур! Тупо подели кассу и раздай всем поровну. Только отъезжающим — нас не считать! Объявишь всем, сколько выходит на рыло. Я потом проверю, понял?! — Женя преданно и на всякий случай виновато кивнул. — Кобеняка, иди сюда. Бугай — ко мне!
Когда подошли, отвел их чуток в сторону и, понизив голос, выложил напрямик:
— Василь Степаныч, забирай мой джип, мне он больше без надобности. И еще, прошу, возьми с собой Мыколу. Только тебе могу пацана доверить… Присмотри, вместо Деда. У тебя под Осколом все равно такая орава, что, считай, целый строевой взвод. Один рот…
— Да о чем ты, Аркадьевич?! Все будет хорошо. За сына парнишка будет.
— Мыкола?
— Га?
— Та не гакай, дытынко… — шутя ткнул его кулаком в броник на пузе. — Ось Васылю Стэпановычу… Вин будэ тоби шо батько. Вин — гарный, ты сам бачив, та памъятаешь. Бувай здоров, сынку! Хай тоби щастыть… — Обнял растроганного парнишку, потом своего седоусого подполковника. — Давайте, собирайтесь, мужики, посветлу, пока… — Повернулся к притихшим остаткам отряда: — Леха, выгрузи шмотки из джипа, машина уезжает.
Тут третий раз за день в нагрудном кармане мелкой дрожью стыдливой женской радости забилась мобилка. Бутыль ставлю — Алена… Так и есть. Ну, кранты — пошла на характер, теперь будет набирать, пока я трубу не возьму. Отошел, сел в тенек, под стеночку.
— Да, солнце…
— Можешь говорить?
— Угу. Что у тебя, Мамсик?
— Просто звоню. Как дела — узнать. Все нормально?
— Было бы иначе — ты б первая узнала…
— Типун тебе на язык!
— Уже…
— Я вернулась.
— Откуда?
— Папс, не тормози! Я к малой в Воронеж ездила. И домой, к своим, заскочила.
— Да, точно. Прости! Как она?
— Хорошо. На каникулы обещает приехать. Такая взрослая… Ночевала в общежитии. Легли, чувствую — принюхивается ко мне. Спрашиваю: «Что — пропотела, да?» — а она мне отвечает: «Какая ты дурочка — от тебя мамкой пахнет!» А я чувствую — отошла от меня. Уже выросла, моя красавица…
— Хм…
— Просила тебе не говорить… У нее мальчик появился.
— Кто?
— Студент физмата. Зовут Илья. На два курса старше. Не нахвалится.
— Ботан?
— Что?