— Ты приехала. — Голос был бесстрастный, ломкий, как пергамент, и лишенный выражения.
— Да, папочка, приехала. Я в Бель-Тэр. До тех пор, пока я нужна тебе.
Он посмотрел на нее долгим взглядом. Затем тяжелые веки со вздувшимися жилками закрыли от нее обвиняющие голубые глаза, и лицо отвернулось в сторону.
— Он уснул, мисс Крэндол, — сказала медсестра. — Думаю, не стоит больше беспокоить его.
Шейла неохотно отпустила безвольную руку и отошла от постели. Задумчиво понаблюдала, как медсестра снимает показания с приборов. Опустошенная, она вышла из палаты.
Не всякая дочь так сильно любит своего отца, как Шейла любила Коттона. И он, может быть, единственный из всех отцов на свете, перестал любить ее. Уже целых шесть лет он выказывает к ней полное равнодушие. За что? Ведь она была потерпевшей стороной. Почему же он ополчился на нее? За что, отец?
Пока ее не было, автомобиль так раскалился на солнце, что сидеть в нем было невыносимо. Шейла опустила стекла. Встречный поток воздуха немилосердно трепал волосы. Вот она проскочила мост через Лорентский затон и выехала на просеку, приближаясь к месту, где должна была вести работы фирма «Крэндол Логинг». Был субботний день, еще далеко не вечер — но вырубки безлюдны. Никто не суетится на складе, никто не нагружает платформы, стоящие на железнодорожной ветке. Шейла озадаченно огляделась. Что бы это могло значить?
Оставив открытой дверцу машины, Шейла направилась к небольшому плоскому строению, в котором располагалась контора.
В помещении было душно. Она не стала закрывать дверь. Закатное солнце растянуло ее тень по всему полу, дощатому и щелястому, уложив головой прямо на письменный стол Коттона. Разбросанные бумаги и невскрытая корреспонденция заваливали этот стол, как в прежние времена. Коттон не выносил конторской работы и всегда затягивал ее на месяцы. Шейла приходила помогать ему во время школьных каникул.
Шейла огляделась. Окна пора мыть. Шейла провела пальцем по подоконнику. Слой пыли уже не меньше сантиметра. Надо найти человека, чтобы привести все в порядок. Вернувшись к столу, она встала за высокой спинкой кресла и положила на нее обе ладони.
Кресло Коттона. Годы службы сделали коричневую кожу обивки мягкой, как перчатка, и податливой под ее напряженными пальцами. Она закрыла глаза. Горячие соленые слезы потекли по щекам. Как часто она сидела в этом кресле у него на коленях и терпеливо слушала описания разных видов древесины и куда какой лес будет отправлен — на лесосклад, на бумажную фабрику. Он радовался, глядя на свою единственную ученицу.
Трисия ненавидела вырубку. Ей виделись здесь только грязь и грохот. Мэйси вообще ничем на свете не интересовалась. Будь то семейный бизнес, или ее супруг, или даже маленькие девочки, которых она удочерила от отчаяния, поняв, что бесплодна и не сможет дать Коттону наследников, о которых он мечтал.
Что касается дочерей, Мэйси заботилась только о том, чтобы они были одеты лучше всех девочек округа. Обе учились в элитарной частной школе. В их честь устраивались такие роскошные праздники, каких не припомнят старожилы. Их материальные запросы всегда щедро удовлетворялись. А до их души Мэйси не было дела. Если бы не Коттон, Шейла так и осталась бы сиротой, подобно Трисии.
А теперь он больше не любит ее.
Она открыла глаза и вытерла слезы. В тот же миг по неприбранному столу пролегла длинная тень. Шейла вскинула голову, и ее резкий вздох гулко отдался в тишине помещения. Но, узнав человека, который лениво подпирал дверной косяк, Шейла нахмурилась.
— Сделай милость, перестань меня выслеживать.
У меня просто мурашки пошли по телу.
— Почему ты плакала?
— Коттон…
Лицо Кэша напряженно застыло. Брови резко сошлись над загадочными глазами.
— ..умер? — выдохнул он.
Шейла покачала головой:
— Нет. Он пришел в сознание. Я говорила с ним.
— Ничего не понимаю.
— А тебе и нечего здесь понимать, — отрезала она. — Хватит лезть в мои дела.
— Ладно. В следующий раз, когда тебя покусает собака, я буду спокойно смотреть, как твоя рука сгниет.
В виске сразу что-то кольнуло, и она прижала к нему руку.
— Прости. Я должна поблагодарить тебя.
— Как рука?
— Вроде ничего, не болит.
— Иди сюда, я посмотрю.
Она взглянула на него, но не двинулась с места. Он шевельнул бровью и мягко повторил:
— Ну подойди.
Она колебалась еще несколько мгновений, затем обошла стол и приблизилась к открытой двери. Он не изменил позу. Шейла протянула ему забинтованную руку с таким видом, словно ожидала бог знает чего. Поняв ее неприязнь, он криво ухмыльнулся, размотал повязку, и Шейла с изумлением увидела, что кожа почти зажила. И никаких следов инфекции. Он осторожно дотронулся до каждой ссадинки, но боли не было.
— Еще одну ночь не снимай бинт, — сказал он, снова перевязывая руку. — Завтра утром развяжешь и хорошо вымоешь руку. После этого считай, что ты здорова.
Она ждала объяснений этого чуда, вопросительно глядя ему в лицо.
— Это жабьи бородавки тебя спасли. Она отняла руку.
— Ты левша.
Он расплылся в широкой улыбке:
— О, ты даже знаешь, что все колдуны — левши? И вдруг без тени смущения или нерешительности запустил пальцы за отворот ее широкого матросского воротника, нащупывая след укуса, который смазывал прошлой ночью своими чудодейственными составами.
— А как поживает укус москита?
Шейла сильно ударила по бесцеремонной руке.
— Превосходно. А что, Моника тоже была левшой?
— Qui. К тому же она была женщиной. А я в этом пункте нарушил традицию акадских знахарей. — В его голосе зазвучали чарующие ноты. — Потому что я — мужчина. И если ты сомневаешься, мисс Шейла, я буду более чем счастлив доказать тебе это.
Его самоуверенность была нестерпима. Она взглянула на ленивую снисходительную улыбку, искривившую твердые губы. Чего он ждет от нее? Смущения от того, что такой большой и страшный Кэш Будро, хулиган, которым родители пугают благовоспитанных девочек, вдруг решил обольстить ее? Наверное, она уже слишком взрослая, чтобы испытывать головокружение и падать в обморок при натиске столь безудержного самца.
Таким, как он, нет нужды рекламировать свою мужскую силу. Она сказывалась во всем его облике, стоило только взглянуть на твердые черты этого лица, широкий размах плеч. Его походка, его голос, каждое его движение властвовали над ней. Она завороженно следила за его пальцами, достающими из нагрудного кармана пачку сигарет и вытряхивающими одну. Он предложил ей закурить.